Мы обнимем смерть

– Давай я провожу тебя в твою комнату, – произнесла она низким, хриплым и странно добрым голосом.

Я позволила ей отвести себя к благословенному комфорту спальной циновки. Я легла, а она все сновала по маленькой комнате на раздутых ногах. Я слушала шаги до тех пор, пока усталость не поглотила даже раздиравшую меня боль, а потом провалилась в сон. Сон некрепкий, слишком часто я просыпалась от тихих звуков – шороха ткани, звяканья пряжек и негромкого мелодичного бормотания. Один раз, повернувшись, я увидела Свиффа с ножом в руке, из распухшей ноги стекала в подставленный ночной горшок кровь.

– Просто проверяю, – сказал он. – По дороге нельзя было, вдруг ноги откажут.

Мертвый гвардеец продолжал бормотать, его кровь стекала в горшок, как густой комковатый суп.

А потом я почувствовала его холодную кожу, близость императрицы Ханы, невесомое присутствие рядом ее души, исполненной решимости, и стыда, и горя. Вечного горя.

«Прикоснись к нему, скорее, у нас мало времени».

Ночь тянулась, к мириадам моих снов присоединялись новые голоса. Открыв глаза во второй раз, я увидела трактирщика и еще какого-то человека, оба были в ночных рубахах. Они с трудом выволакивали безжизненную тушу Свиффа. Но едва я открыла рот, чтобы позвать их обратно и попросить оставить его, появился иеромонах, и его тяжелая рука легла мне на лоб.

– Возвращайся ко сну, – сказал он мне с мрачной улыбкой. – Все в порядке, они уносят убийцу.

Голоса все шептались. Плескалась вода. Тишина пришла лишь с рассветом, когда мне удалось задремать чуть глубже, хотя все так же тревожно. В своих снах я шла сквозь тусклый рассвет, ветер и дождь хлестали по лицу, холод проникал до самых костей, и казалось, я уже никогда не согреюсь снова. Снилась боль в ногах и снились тревога, одиночество и свобода, но больше всего – дорога. Я все время шла, стремясь к горизонту, но часто оглядывалась, то и дело кружа, как сорванный лист на ветру, от которого не убежать.

«Кайса?»

Я сидела, скрючившись под сырым, провонявшим лошадью одеялом, и смотрела, как встает солнце. Ветер холодом бил в лицо, развевая пряди волос. Я опять заправляла их за уши, но они вырывались и липли к мокрым губам. Это было противно, но отчего-то и… восхитительно – даже в самом унылом ощущении была упоительная новизна. Чувство полноты жизни.

Столько мне предстоит увидеть, столько сделать. Скоро я забуду Кассандру, думала я, но от одного звука этого имени меня раздирал гнев, чувство горькое, мучительное и жестокое. Как же много она у меня украла – столько времени, столько надежд. Столько жизни.

«Кайса?»

Я очнулась под шум усилившегося дождя. Дождь и громкий стук лошадиных копыт, скрип колес, несущихся по дороге – настоящей, не по разбитому тракту, как до сих пор. Ныли руки и ноги, в памяти все еще теснились смутные ночные кошмары, но я все же заставила себя открыть слезящиеся глаза.

Со скамьи напротив на меня глядел иеромонах Чилтея, и при виде моего замешательства на его губах появилось подобие привычной мягкой улыбки.

– С добрым утром, госпожа Мариус, – сказал он, и в протяжном голосе звучала даже насмешливая издевка.

Может, мне все это почудилось? Не могла же императрица Хана так искусно перевоплотиться в него, даже и в его теле. Горло иеромонаха прикрывал плащ, но глаза сияли, на щеках играл румянец – необычно для трупа.

Я не ответила, но когда попробовала подняться, на запястьях звякнула цепь. Я не могла раздвинуть ладони.

– Что такое…

– Извини за это, – сказал он. – Но прошедшей ночью ты мне ясно дала понять, что со мной не пойдешь, а поскольку мое тело мне еще нужно, я никак не могла допустить, чтобы ты ушла вместе с ним. Ты не оставила мне выбора. – Иеромонах тронул подбородок, изображая раздумье. – Никогда не думала, что когда-нибудь буду рада своей слабости и болезни. Как приятно иногда ошибаться.

– Сука ты паршивая, – отозвалась я. – После всей напыщенной болтовни о преданности и свободе ты меня связываешь и тащишь с собой только потому, что желаешь отомстить тем, кто отнял твой город?

– Это ты отняла у меня мой город, – сказала императрица и жутковато оскалилась, обнажая зубы. – Это из-за тебя пал Кой. Из-за тебя я больше не хозяйка своему телу. Так что ты права, я намерена тащить тебя за собой, но не ради мести, а из чувства долга. Ради дочери. Потому что, если умру, я хочу уйти, зная, что сделала все возможное для защиты Кисии, моего народа и моей дочери. – Она взмахнула рукой, словно отбрасывая от лица волосы, хотя иеромонах был коротко стрижен. – Я всего лишь забрала собственное тело, и меня не волнует, что в нем устроилась ты.

– Знаешь, я могу убивать и со связанными руками.

– Ну конечно, можешь, госпожа Мариус. Только можешь ли ты убить уже мертвое тело? Сомневаюсь. Впрочем, у нас есть несколько часов до прибытия, так что можешь попробовать, чтобы провести время. Только не размажь краску, – указала она на свои румяные щеки.

Глава 21 Мико