Мы обнимем смерть

– Если поспешим, успеем уйти далеко, прежде чем его обнаружат, – наконец произнесла я, хотя одна мысль о том, чтобы снова отправляться в дорогу, вызвала протест и без того больного тела. – Кайса ушла на север. Когда-нибудь ей придется остановиться, мы сможем догнать ее и…

– Нет.

– Нет?

Свифф скрестил руки, а с хмурым взглядом императрицы его лицо казалось еще свирепее, чем при жизни. Она ткнула пальцем в сторону мертвого иеромонаха.

– Ведь это не просто мертвое тело, это иеромонах Чилтея. Представь, что мы могли бы с ним сделать.

– А куда девалось твое желание избавиться от меня и спокойно умереть?

Императрица не ответила, да это было и ни к чему – в глазах мертвого Свиффа вспыхнул огонь.

– Ты слышала о Мико?

Все то же молчание.

– Даже если эти россказни правда и она жива, чего можно добиться, если влезть в шкуру иеромонаха на день? Не обманывайся, что это продлится дольше. Тело уже коченеет.

– Если двигаться быстро, до Коя меньше дня пути.

– Только это не ответ на вопрос.

Мне хотелось лечь на циновку, и пусть сон унесет меня прочь, но императрица-Свифф шагнула вперед и указала на иеромонаха.

– Этот человек – все, что осталось от власти Чилтея по эту сторону границы. Кой сейчас – его город. И оставшиеся там чилтейские солдаты ему подчиняются. Мы с тобой можем их использовать сотней способов, и нет более легкой возможности попасть в замок.

Я прикрыла глаза.

– Попасть в замок – еще не все. Как потом нам оттуда выбраться? Это тело – единственное для нас обеих, и когда тебе придется покинуть труп иеромонаха, как императрица Кисии Хана выйдет из замка?

– Зачем вообще выходить из замка? В свое время мнечасто приходилось иметь дело с чилтейцами, а теперь у нас с ними общий враг. Если с ними можно вступить с союз, то сейчас самое время.

Я не отвечала, и она принялась шагать по циновке окровавленными раздувшимися ногами.

– У меня на севере много союзников – тех, кто будет сражаться по зову Отако. С ними, с моим знанием Кисии и объединенными кисианской и чилтейской армиями мы сумеем разбить левантийцев прежде, чем те пустят корни. В особенности учитывая грядущую зиму. Сомневаюсь, что они привычны к снегу, как мы.

– Хочешь дружбы с чилтейцами после того, как они захватили половину твоей империи?

– Я сделаю все возможное, чтобы помочь дочери, госпожа Мариус. Я дала обещание и теперь не намерена его нарушать.

Я слишком устала, чтобы с ней спорить. В собственном теле я легко бы с ней справилась, но сейчас хотела лишь одного – спать. Может, утром я сумею заставить ее опомниться.

– И с чего бы чилтейцам соглашаться воевать на твоей стороне? – сказала я в последней попытке убедить ее. – Им требуется защищать свои границы. Слишком много солдат они потеряли, чтобы нести новые потери, прогоняя с твоей земли левантийцев.

– Кисия сегодня, Чилтей завтра. Разве могут надеяться те, кто видел левантийцев в деле, что этот их император остановится на царствовании в половине Кисии? Юг по-прежнему цел и крепок, так зачем пробиваться туда, когда много легче направиться на север, захватить ослабший Чилтей. Левантийскому императору нужны лишь какие-нибудь союзники, жаждущие уничтожения Чилтея, и тогда он сделает это в ближайший год, а потом не спеша начнет душить юг.

– Может, лучше тебе пойти к тому левантийскому императору, заключить сделку с ним, а не с Чилтеем – у тебя, похоже, и планы для него приготовлены.

Тишина тянулась несколько долгих минут, только тихие звуки ночи проникали в наше освещенное фонарями убежище. Слуги явятся, когда встанет солнце, а пока мы наедине с мертвецом.

– Ты когда-нибудь хранила кому-либо верность, госпожа Мариус? – наконец спросила императрица Хана. – Была верна своей стране, своему народу? Своей семье? Своим… своим сестрам-шлюхам?

– Можешь звать это верностью, для меня это лишь еще одно название рабства, – сказала я. – Быть верной Чилтею – означает отдавать за него свою жизнь, ничего не получая взамен. Можно убедить дураков в том, что это честь, что их жертва что-то значит для великого дела, но за что на самом деле им умирать? Ведь Чилтей не личность, не вещь. Это просто название места.

– Это идея.

– Еще хуже. Умирать за идею?

Она скрестила руки, устрашающе напрягая мускулы Свиффа. Слабая маленькая императрица Хана слишком уж наслаждалась силой и свободой мертвого тела.

– Что есть справедливость, если не идея? – сказала она. – Что такое свобода, если не идея? Что такое культура? Если ты не станешь за них бороться, кто-нибудь отберет у тебя все это. Отберет твой образ жизни, твою свободу. Разве все это не стоит того, чтобы сражаться?

– Сражаться? Возможно. Умирать – нет. Если хочешь отправиться в Кой в теле иеромонаха, поезжай одна. Я в этом больше участвовать не желаю. Я хочу лишь получить назад свое тело и убраться отсюда. Ну, а прямо сейчас я намерена пойти в свою комнату и поспать. Объясняй это стражникам сама.

Я махнула рукой на тело иеромонаха, с трудом поднялась на ноги и едва не упала.

Она очень вовремя оказалась рядом, рука мертвого гвардейца подхватила меня. Его кожа была холодной.