Мы — из Солнечной системы

План действий у хитреца рождается мгновенно. Вечером тётя Флора будет делать пирог с клубникой. В кухню Феникса, конечно, не впустят, потому что он негигиеничный. Тётя Флора оставит его в ратоматорной, даже запрёт кухню, чтобы он не лез туда. Пирог делается около часа, в это время Феникс — хозяин ратоматоров. Он впускает товарищей в окно…

И всё получилось как по-писаному. Ничего не подозревающая тётя Флора заперла дверь своей вылизанной начисто кухни, отбив притворные попытки Феникса проникнуть внутрь. Проказник на цыпочках подошёл к окну, помог влезть Норме, принял вещи у соперника.

Голиаф принёс для записи ружьё-глушитель старшего брата, Норма — серьги своей тети Хлои, горжетку из настоящего меха, туфли одной подружки и бусы другой. Конечно, в домашнем ратоматоре она могла взять и туфли, и серёжки получше, но ей хотелось именно такие, как у подруг, именно такие, как у тёти Хлои.

Гудит. Катится. Щёлкает. И вот к ногам потрясённой Нормы валятся горжетка, туфли и бусы… точь-в-точь, как у подружек,— бусинка к бусинке, волосок к волоску. И плешинки такие же, и царапинки такие же. Где оригинал, где копия — и не разберёшь.

Надо было замести следы преступления. Стараясь не греметь. Феникс оттащил использованную кассету подальше, на её место вставил другую, Голиаф между тем держал в руках два глушителя без всякого удовольствия, явно обескураженный восхищением Нормы.

— Ерунда,— сказал он.— Это каждый может. Сюда положил, тут нажал…

— Тшш! Осторожно! Убери пальцы!

—А что будет? — Голиаф сунул руку в ратоматор и отдёрнул, будто обжёгся.— Ничего не произошло.

— Я говорю: не играй с огнём!

Но Голиафу нужно было восстановить своё превосходство. Рука осталась цела, не кололо, не болело. Раздумывать он не любил, согнувшись, быстро вскочил в ратоматор и так же проворно выпрыгнул задом, не поворачиваясь.

— То-то! Пугают вас, детишек, а ты веришь. И сейчас труса празднуешь. Слабо залезть.

— На слабо дураков ловят,— проворчал Феникс не очень уверенно.

— Отговорочки. Я залез же.

— Ну и подумаешь!

Феникс быстро шагнул в ратоматор, хотел обернуться… но неприятель его ещё быстрее захлопнул дверцу.

Позже Голиаф объяснял, что он сделал это «нечаянно», задел, а она захлопнулась. Едва ли это было «нечаянно», но во всяком случае и неумышленно. Просто Голиафу очень хотелось унизить «мальца», и, увидев Феникса в шкафу, он представил себе, как это здорово будет, когда Феникс начнет стучать, просить выпустить его, а они с Нормой будут дразнить его и смеяться.

Но ратоматор стоял под током. Как только дверца захлопнулась, он задрожал, загудел… и кассета, стронувшись, поехала по журчащему конвейеру ко второму ратоматору, проверочному, вошла в него, защелкнулась, теперь загудел тот…

Голиаф, раскрыв рот, смотрел на все эти пертурбации. Норма рассеянно подняла голову: она ещё не поняла, что произошло.

Но тут послышался стук изнутри.

Уже не помышляя о насмешках, потрясённый Голиаф рванул дверцу. О счастье! Ничего не случилось! Живой и здоровый Феникс выбрался наружу, потирая щёки.

— Дурак ты, Гол. Меня как иголками прошило, миллион дырок во мне, живого места нет. Лезь, теперь я тебя продырявлю. Слабо?

Видимо, кожа у него горела. Он всё потирал лицо и хлопал себя по икрам, словно сомневался, целы ли.

Но тут стук повторился, на этот раз во втором ратоматоре, там, где проверялось качество записи.

Голиаф нерешительно открыл дверцу: Феникс… второй, точно такой же, выбрался оттуда, потирая щёки.

— Дурак ты, Гол,— выругался он.— Меня как иголками прошило, миллион дырок во мне. Лезь, теперь я тебя продырявлю. Слабо?

Так он сказал, слово в слово, как и первый Феникс. Видимо, мозги у них были совершенно одинаковые и мысли одинаковые, и для выражения их они подбирали тождественные слова.

Этот тоже потирал лицо и хлопал себя по ногам. Должно быть, и у него горела кожа.

Свидетели обалдело смотрели на двойников. Два носа кнопкой, две пары глаз-черносливин, две пары жёлтых брюк в крупную клетку, одинаковые складки на брюках, у обоих из кармана висит голубой платок.

Заметив друг друга, Фениксы глумливо улыбнулись, вытянули палец одинаковым жестом и хором сказали:

— Это что за тип?

И рассердились одновременно:

— Ты ещё передразниваешь меня, кривляка!

Тогда Норма закрыла глаза и завизжала пронзительно. Завизжала от ужаса, растерянности и беспомощности, завопила, не думая о последствиях, широко раскрыв рот.

Двойники, одинаковые, как эстрадные танцоры, дёрнулись оба сразу и оглянулись на дверь:

— Тихо, дурёха! Закрой пасть! — крикнули они одновременно.

Норма продолжала визжать.

Два Феникса кинулись её унимать, оба протянули руки, чтобы зажать ей рот, столкнулись лбами и встали, наклонившись, как молодые бычки:

— А ты кто такой? Залез без спросу, да ещё командуешь!

Они ещё не понимали, откуда взялся второй. Каждый думал, что второй — это хитрый проказник, тайком пробравшийся в Дом ратозаписи.

Норма продолжала визжать.

И тут послышались тяжеловесные шаги. Распахнулась дверь кухни. На пороге, пылая от жара и гнева, стояла тетя Флора со сковородкой в руке.