– Нет, конечно же нет.
Дух борьбы в ней иссяк, зато в нем он только разгорался.
– Ты умотала шесть лет назад. – Теперь ему уже было трудно сдерживать вырвавшиеся наружу чувства. – Ты и представить себе не можешь, через что я прошел после твоего побега.
– В самом деле? Кажется, ты весьма скоро оправился.
Когда он в последний раз был так взбешен? Он приложил все мыслимые усилия, чтобы не перейти на крик.
– Ты знаешь, сколько я ждал твоего возвращения?
– Наверное, столько же, сколько я ждала, когда ты за мной приедешь.
У Кейла свело живот, будто она ударила в него кулаком.
– Такая мысль тебе даже в голову не приходила, ведь так?
– Оставь эту
Выражение ее лица смягчилось.
– Ты прав. Бросила.
Он ждал, полагая, что она еще что-то скажет. Взгляд ее был так красноречив, и в нем было столько печали. Или сожаления.
Однако когда она заговорила, ее тон был спокоен:
– Так что держи при себе свой праведный гнев, Кейл. Ты с ним, похоже, уже сжился. – Она прошла мимо, резко распахнула дверь и ушла.
Обычно его дневные перерывы уходили на выполнение поручений, но в тот раз он поехал в темную забегаловку в Оссинге минутах в пятнадцати езды. Куда легче оставаться неузнанным в городе с двадцатью пятью тысячами жителей, где почти все работали в тюрьме Синг-Синг, расположенной прямо на берегу Гудзона. Ему не хотелось ни с кем говорить, и ничто не должно было его отвлекать. Он сел за стойку и заказал большой бокал пива. А потом дал черной дыре воспоминаний, что мучали его с того момента, как он увидел Санди в конторке, затянуть себя с головой.
Кейл не помнил времени, когда бы он не любил Санди Бреннан, хотя многие годы он полагал, что любит ее так же, как Денни и Шейна – как старший брат. Неформально Бреннаны «усыновили» его, с самого начала приняв в свою семью. Впрочем, это было не случайно. Это он выбрал их, и, оглядываясь назад, он сделал это во многом из-за Шейна. Даже в юном возрасте он чувствовал в их семье некоторую особенность – они сплачивались вокруг самого уязвимого из родных.
Добрый нрав Санди он ценил всегда. Она была смышленой, умела быть душой компании и бесстрашно ругалась на братьев. Ее присутствие его радовало: она болела на его с Денни матчах, вдохновляла братьев, помогала матери бороться с болезнями. Когда на Шейна в школе находило плохое настроение, именно Санди (не Мавру) звали, чтобы его успокоить. Когда у отца Кейла обнаружили хрип и шум в легких (первые признаки эмфиземы, стоившей ему жизни) и он попал в больницу, именно Санди приносила Кейлу всякую вкуснятину. В ней было столько зрелости и самоотверженности, что порой это его слегка пугало.
Когда она стала старшеклассницей, он обратил внимание на изменения в ее внешности. Лицо стало более худым, кожа не требовала косметики, она ходила в шортах, в которых были видны длинные ноги, и грудь стала выпирать из футболки… Надо было бы быть слепым, чтоб такого не заметить. Но в то время его чувства были настолько мимолетны, что его даже не мучала совесть. Она – младшая сестра Денни, и не более того. Кейл был уже первокурсником, а она в училась десятом классе, и вот тогда его чувства дали слабину. Осознай он, что происходит, может, и сумел бы выпутаться. Только влюбленность свалилась на него буквально в одночасье. Санди застала его врасплох, и с той поры прежним он уже не был никогда.
Однажды утром в середине того учебного года он сидел в аудитории, как и все не обращая внимания на всяческие новости по радио, но тут из репродуктора донеслось знакомое имя: «… десятиклассница нашей школы Санди Бреннан заняла первое место на конкурсе рассказов, устроенном литературным журналом Университета штата Нью-Йорк! Достойная награда, так что, увидев Санди в коридоре, непременно поздравьте ее».
Кейл уже привык слышать имя Денни в объявлениях: «показал себя героем на футбольном поле, примет участие во встрече выпускников, вновь припарковался в недозволенном месте», – но имени Санди ему слышать еще не доводилось.
В тот вечер он ужинал у Бреннанов, сидя за столом на своем обычном месте, между Джеки и Денни. Ужин уже почти подходил к концу, когда ему вспомнилось услышанное объявление. Как обычно, разговор за столом вели главным образом Денни с матерью, и крутился он вокруг Денни.
– Эта весна решающая, – говорил Денни с набитым ртом. – Тренер сказал, что рекрутеры из колледжей стали ходить на тренировки олимпийского резерва и снимают их на видео. – Склонившись над тарелкой, держа локти на столе, он поглощал свой кусок курицы с макаронами, действуя вилкой и как пикой, и как лопаткой.
Его мать сидела рядом с сыном на одном конце стола напротив мистера Бреннана, сидевшего на другом конце. Мавра едва притронулась к своей еде, что было вполне в ее духе, и сидела, подперев ладонью подбородок.
– Было бы неплохо. Стипендия в колледже за футбол. Микки, представляешь?
– Ты про что? – Мистер Бреннан оторвался от сложенной у него под тарелкой газеты «Айриш эко». – А, ну да, это было бы неплохо.
Миссис Бреннан махнула на него рукой и вновь обратилась к Денни: