Музыкант

В конце тысячелетия появилось «РО» – радикальное объединение. Это как ООН, только наоборот. Состав был тот же. ООН – ширма, пузырь. РО обладало реальной властью: у этой шараги была куча денег. По сути, рычаги управления миром оказались в одних руках. За пять лет мы должны были покончить с терроризмом, избавиться от атомного оружия, выявить и пресечь все разработки нового. Нести демократию, свергать тоталитарные режимы – как видишь, цели самые благородные, а средства… ну что средства…

Мы замкнули на себе все денежные потоки, подмяли торговлю, любую – нефть, кофе, наркотики, все… Мы убивали руководителей наркокланов и занимали их места, мы избавились от учредителей всех крупных концернов и торговых объединений. Нам принадлежал мир. Теперь мы должны были сделать его лучше. Но, увы… РО – сожрало себя изнутри. Началась борьба за власть, страны отказывались от членства, одна за другой выходили из состава, денежный насос поломался. РО – рассыпалось на множество враждующих агентств. Самые крупные еще делали вид, что идеалы их остались неизменны, но постепенно, как и мелкие, погрязли в грызне, скандалах, грязных махинациях.

Ничего, по сути, не изменилось, просто одни подонки стали на место других. Разница лишь в том, что эти новые – агрессивней, все они прошли разведшколы, их учили захватывать власть, убивать.

– А ты? – спросила Рита. – С кем ты?

Кастро усмехнулся:

– А я плевал на всех. Меня то те, то эти наймут. Все равно, что делать. Пустота. Я слишком верил в то, что делал, поэтому и ненавижу теперь «слишком» все и всех. Пятнадцать лет я горел в танках, снайперы дважды простреливали мне грудь, пока я болтался в небе на стропах парашюта. Три года в Сомали я обучал этих ушлепков убивать друг друга. Но я верил и ни на миг не усомнился в том, что так нужно моей родине. Я был таким же идеалистом, как наш дурачок… Хе-хе… Он мне даже нравится… Но иногда мне хочется его ударить… Да… Пятнадцать лет… За это время люди создают семьи, строят дома и эти, как их, деревья сажают…

– А почему тебя называют Кубинцем? Ты там родился?

– Мне было двадцать пять, когда я и еще несколько наших должны были ехать на Кубу, учиться подрывному делу. У меня началась дизентерия, и со всеми я не полетел. Самолет с ребятами взорвался в небе, кто-то спрятал в хвосте часовую бомбу – такая вот ирония судьбы. С тех пор меня стали называть Кубинцем, потом Кастро, а теперь и Фиделем… Кое-кто считает, что я неспроста тогда заболел… Но мне… как ты давно догадалась… все равно.

«Куба, – произнес Саня, потянулся спросонья, вздрогнул. – Значит, ты из наших, из бывшего соцлагеря?»

– Может, и так. А может, в семнадцать меня завербовало ЦРУ. Все может…

– И что, завербовали? – спросила Рита.

– Вижу, для тебя это важно. Но, поверь, это не имеет никакого значения. Все, что мы знаем о стране, в которой живем, – неправда. Все, что знаем о людях, – неправда. Все, во что верим, – ложь.

– Так ты что же – предатель?

– Для начала не надо путать предателя со шпионом. А во-вторых, запомни: я никого никогда не предавал, а в-третьих, мне надоел этот разговор. За последние лет десять я понял, что говорить имеет смысл только о бабах. Маруся, поговорим о бабах…

– Нет, о бабах мне неинтересно, – сказала Рита. – Саша, ты проснулся?

«А что случилось? – удивленно спросил Саня, поднимаясь с земли. – Чего это вы такие добрые?»

– Ой, да я всегда такая… Внимательней надо быть… Саша, там кофе и колбаса в сумке, помнишь, остались…

«А-а-а… – обреченно произнес он, выпрямился. – Вот оно в чем дело».

– А мне коньячку плесни, – попросил Кастро. – Нарежь тонкими дольками яблоко, присыпь кофе, я видел банку растворимого, погрей напиток в руках и медленно…

– Я спиртного не терплю, – требовательно произнесла Рита.

– А тебе никто и не предлагает, посиди пока в сторонке, журналы почитай, маникюр, педикюр…

«Давайте так, – сказал Саня. – Я ни пить, ни есть пока не буду, а потом, когда доберемся до места…»

– Так нельзя, Геркулес, – возмутился Кубинец. – Мы, мужчины, должны проявлять солидарность, поддерживать, подставлять плечо… А ты мне ногу, – так получается? Смотри, Брут, один останешься, совсем без друзей.

Саня прикрыл глаза ладонью и рассмеялся:

«Как бы я хотел сейчас остаться совсем один, без друзей. Голова от вас кругом».

– Ну что ж, – примирительно сказал Кубинец, – может, ты и прав. Только проснулся и сразу надираться, наверное, неправильно. Займемся зарядкой. Будешь копать.

«Копать?»

– Много копать. Топливо, студент, его ведь из земли добывают.

В этот момент над головой загрохотало. Саня посмотрел вверх: половина неба была затянута густыми фиолетово-серыми облаками.

«Наши тучи, – подумал он, и на душе почему-то стало легче. – Как далеко мы от дома?» – обратился к Кубинцу.

– Тысячи полторы пролетели, – ответил тот. – Хорошо, что пустые: плавали бы сейчас. Есть еще пара точек, где можно заправиться. Ничего, до Индии доберемся, а там что-нибудь придумаем.

«Доберемся?»

– Еще как!