температуры, открывание окон, что связано с вечными простудами. Старичок на самообслуживании. Теперь и вовсе — негде жить. В городе — нельзя, врачи очень категоричны. А жить — негде. Ни работницы по дому, ее работу частично выполняю я и главную: приготовление обеда (и я хожу на рынок), стирка мелкого белья и одежды, которая вся уже порвалась (пальто демисезонное стыдно носить уже) и пр. Нет никакой помощи по делу. Многое теряю, взаимоотношения все нарушены. Нет помощника, нет секретаря (а он нужен позарез). Жизнь поддерживать в этих условиях невозможно. <...> Жжх Крупные композиторы русского модерна, несмотря на свою огромную талантливость, фантазию, слух, артистизм, — всё же духовные недомерки. Избалованные артистическим успехом, поклонением среды, они прожили, в сущности, счастливую и, можно сказать, относительно беззаботную (малозаботную) жизнь. Не в обиду им говорю это. Первый год обучения Жил я в общежитии 1-го техникума (впоследствии им. Мусоргского) в большой (ужасной) комнате на 15—20 кроватей. По вечерам все собирались: кто приходил с работы из фойе кинотеатров, из ресторанов, пивных (реже!), где подхалтуривали, так как на стипендию 30 рублей существовать было трудно, почти невозможно. Приходил и я после занятий в свободных классах, где разрешалось студентам играть до 10 часов вечера. Начинались разговоры, толки про разные случаи, анекдоты —щ невинного, в «гражданском» смысле, характера, но иногда и с эротическим «перцем». Рассказывалось и содержание нового кинофильма, и бытовые дела, и остроты. После своего прихода я быстро раздевался и ложился (хотя сразу уснуть, конечно, было невозможно), стараясь не вникать в ерунду и сохранить некоторые впечатления от найденных звуковых сочетаний (искалась «свежесть», ее мы ценили более всего, на конструкцию обращали внимание меньше). Некоторые закусывали, ужинали — хлеб, стакан горячего чая с сахаром (ужин!). У меня же никогда почти не оставалось на вечер еды, и голод был крайне неприятен, хотя я и привык к нему. Скрипач Олег Гороховцев — русский, из Новороссийска, сын врача, длинный, нескладный и совершенно неспособный к музыке, бездарный человек, обязательно после моего прихода должен был громко, для всех присутствующих, высказать сентенцию: «Таких композиторов, как Свиридов, — не было, нет, не будет (тут была пауза)... и не надо!» — заканчивал он со смехом. Это повторялось едва ли не (ежедневно) ежевечерне и не вызывало, кроме, кажется, первого раза, никакой реакции. Но Олег Гороховцев не уставал долбить мне эту тираду. Я ни разу ничем 361