Слушал музыку Прокофьева” 1-й фортепианный концерт. Трудно представить что-либо более скучное, школьное (ганонное), пустопорожнее, сухое. Какая-то фанерная, механическая душа без объема, без воздуха, без малейшего душевного движения. Какой-то мальчик в интеллигентных «порточках», сухой, механический, избалованный, человечек из папье-маше. Бо-о-ольшая противоположность «Петрушке»! Тот и злится, и кричит, и негодует, и тоскует, а умирает совсем как человек: «испускает дух», последнее дыхание и «бубен падает из рук»'. Чувства же у Прокофьева — ничтожно мелкие. Жжх Праздник в деревне Сонцовке — 100 лет со дня рождения великого композитора С. С. Прокофьева. Установлен в селе памятник — плоская, фанерная, сухая фигура (очень похожая на композитора-пианиста), дегенеративное лицо, ничего не выражающее. На памятнике — приличествующая надпись (сын бывшего управляющего имением). Слова дежурного диктора: «великие произведения», «оказал влияние на всю музыку ХХ века». После этого оркестр (где — непонятно) играет нечто совершенно невразумительное, какая-то сухая жвачка (несколько тактов). Голос диктора: «В заключение состоялся музыкальный праздник». Разодетые жители под баян водят хоровод и поют разные песни. Каменный Прокофьев, наподобие скифской бабы в степи, присутствует при сем со своей жабьей физиономией. Зачем все это, кто это придумал? Я думаю, это дело вездесущего Хренникова. <...> Тем более, заносчивый «музыкальный скиф» поставил ему в 1938 году «тройку» на государственном экзамене по специальности. Все это вместе взятое — капля из океана русской жизни теперешней. Нелепое, ненужное, никчемное дело. Зачем этот «идол» в деревне, где его музыка абсолютно не нужна, абсолютно не к месту? Чем это самонадеянное бездушие может тронуть душу несчастного, бесприютного, полуголодного русского человека? «Упырь» — слово ПЦ. П. Вальдгарта. Жжх Соллертинский как-то (во время войны) на мой вопрос — кто ему более нравится: Стравинский или Прокофьев (их музыка), ответил в своем несколько адвокатском стиле (отец Ивана Ивановича был юристом, председателем Харьковской судебной палаты, впоследствии — сенатор): «Стравинский по сравнению с Прокофьевым — то же, что Бетховен по сравнению с Мойшелесом”». За словом в карман не лазил. Но сказать примерно: все же музыка Прокофьева как-то не особенно богата содержанием (музыкальным), бедна чувствами. Но в таланте ему не откажешь. Дело не в неурядицах музыкальной жизни, не в борьбе направлений или в их идиллическом сосуществовании. Дело в том, что русская жизнь потеряла путь, 356