Музыка как судьба

Текст книги, по правде сказать, мне нравится гораздо меньше. Тяжелая, полная борьбы, невзгод и лишений судьба музыки Рахманинова, шедшего против течения <...> Книга дает неверное представление о трудной судьбе Рахманинова-композитора, изображая его «баловнем судьбы», слышавшим только восторги окружающих. Между тем дело обстояло совсем наоборот. Именно Рахманинов-композитор подвергался всяческим унижениям, поношениям, назывался как угодно, вплоть до «фашиста», вплоть до полного запрещения. Текст книги, к сожалению, нравится мне несколько меньше. Похоже, что его писала пианистка по образованию, поэтому главное внимание...<...> Книга написана в торжественно-панегирическом тоне...<...> Трудная судьба Рахманинова-композитора не нашла никакого отражения в книге.<...> Получается, что путь композитора был торжественно безоблачным, что совершенно противоречит истине. Обилие непомерных похвал, например, «титаны пианизма», «величайший пианист современности», которые смешны в книге о композиторе Рахманинове (который был и прекраснейшим пианистом), о его трудной, подчас горестной судьбе и о торжестве его музыки. В Вашей заметке есть пара слов о «поверхностности» критики, третировавшей музыку Рахманинова. Эта критика (известного Вам сорта) была поверхностной только по терминологии. Сущность же ее — очень глубока. Она исходила (и исходит теперь, по-прежнему занимая главенствующее положение в нашей русской музыкальной жизни) из неприятия, отвержения основ рахманиновского творчества, так же как, например, творчество Мусоргского, который, как считается, прикладывался за свою «новизну». Дело же совсем не в этом — дух творчества Мусоргского и Рахманинова, его основа, посыл, вот что ненавистно критике было, есть и будет. Вот почему эта музыка всегда будет отвергаться, ибо она содержит в себе иное понятие о жизни, иную нравственную идею, неприемлемую...<...> Разумеется, писать об этом много и длинно здесь было невозможно, но умолчать об этом — значит не сказать правды. Со всеми мелкими издержками...<...> Книга в общем-то хорошая, ее с радостью воспримут все, кто любит Рахманинова, а таких людей у нас в стране еще много, к счастью. Она служит славе Рахманинова, но могла бы служить и правде о его музыке. О фольклоре и дурном к нему отношении ..Особенно усердствовал в этом направлении журнал «Советская музыка» (в ряде статей), призывающий прямо-таки к варварскому, безответственному отношению. <...> И если бы это было легкомыслием, ну, куда ни шло. Нет, за этим видно сознательное желание оплевать, унизить свое. 205

Жжх Очень много умелого, ловкого, деловитого, энергичного эпигонства, которое преподносится под видом новаторства. Приемы письма, например, Альбана Берга кочуют по страницам партитур наших авторов, примером может служить, где целыми страницами заимствовано из музыки Пендерецкого. Так называемые новые средства выразительности были даны как открытие тем, кто нашел, изобрел, за что заплачено большими усилиями интеллекта, а иногда и кровью сердца. Эпигонам же это дается бесплатно, из чужих рук. Из чужих рук дается техника, из чужих рук — тематический материал, сокровенная часть музыки. Это уже не творчество, не наитие, не вдохновение, а штамповка, компиляция чужих приемов, чужого материала. Во все времена такое искусство считалось второсортным, второразрядным. Это, в сущности, «прикладная» музыка, которая нашла пристанище главным образом в музыкальном театре, где она сопровождает сценическое действие, иллюстрируя те или иные «положения» действия, интриги, фабулы, но не имеет в виду обрисовать характер действующих лиц, отличительные черты их психики, природу их «души», ее внутреннее строение. Для этого она слишком однообразна, интонационно безлика, ибо лишена не только национального корня, но и «личностного» начала, ибо она «исчислена», вымышлена, а не «сотворена», бездуховна) бездушна от самого своего возникновения, от посыла. жж Сделанные по трафарету симфонии Канчели”... жж Отсутствуют портреты А. Белого, Ф. Сологуба, на слова которых Рахманинов написал дивные сочинения. Нет портрета Смоленского — крупнейшего деятеля в области русской хоровой музыки (ему посвящена «Всенощная»). Нет портрета Э. Менгельберга"”, которому посвящены «Колокола». Это, конечно, упущения — современным любителям музыки было бы полезно знать эти славные имена. Постепенно как-то выясняется, что Рахманинов — очень крупная фигура нашей музыки и всей вообще русской культуры. Сейчас уже видно, что волна энергичного, мускулистого, динамичного искусства, возникшая в начале века и сметавшая многое на своем пути, в том числе и музыку Рахманинова, силу свою давно уже исчерпала и окончательно измельчала в эпигонстве наших дней, а духовное наполнение этого искусства оказалось совершенно явно недостаточным. Значение же Рахманинова продолжает расти, хотя и не до конца еще осознано. 206