– А такие повреждения как раз и дают нам повод задержаться на маршрутах Занзибара, пока весть о нашем грузе не разнесут все до единого шпионы и торговые лодки-дау вверх и вниз по побережью.
И Хэл полностью изложил свой план:
– К тому времени, когда мы покинем порт, все до единого корсары и бродяги до самой Джидды потянутся к нам, как осы к горшку с медом.
Несмотря на бурное море, работа по преобразованию «Серафима» была начата немедленно. Нед как будто воодушевился возложенной на него Хэлом задачей, и его плотники взялись за разноцветные краски, чтобы перепачкать и покрыть пятнами корпус корабля. Он вытащил на палубу старый набор парусов, оставшихся после вояжа через Атлантику, а потом старательно испачкал и порвал их. Еще он выбрал некоторые части оснастки, включая отдельные верхние реи и поперечины, намереваясь убрать их, – таким образом создавалось впечатление, что мореходные качества корабля – хуже некуда.
Все следовало успеть сделать до того, как на горизонте покажется земля. «Серафим» должен был представлять собой жалкое зрелище и казаться отчаянно потрепанным, когда дотащится до порта на Занзибаре.
Три дня спустя небо начало очищаться, и, хотя море еще вздымалось высокими волнами, тропическое солнце уже опять обжигало их. Оно прекрасно подействовало на настроение команды: Хэл видел, что люди с новой энергией и жаром берутся за свои дела. В полдень он уже смог провести первые за много недель наблюдения. Хэл обнаружил, что корабль находится на двенадцатой параллели южной широты, на двести пятьдесят миль дальше к северу, чем предполагалось.
– Судя по этим данным, мы должны дойти до Мадагаскара через две недели, – решил он, нанеся новое положение корабля в журнал, и приказал изменить курс, повернув на запад, к острову и Африканскому континенту.
Как обычно, о близости земли возвестили птицы. Причем такие, каких ни Том, ни Дориан никогда прежде не видели. Над кораблем появились крачки с белыми, как иней в декабрьское утро в Хай-Уилде, хохолками, и еще какие-то длиннохвостые тропические птицы кружили над косяками мелкой рыбы, темневшими сразу под поверхностью воды. Ближе к острову братья увидели и казавшихся зловещими фрегатов, черных птиц с алыми грудками, которые зависали над водой в потоках ветра. Они выжидали, когда к берегу после рыбной ловли начнут возвращаться стайки крачек. Том и Дориан видели, как они бросались на свою жертву, наполовину сложив острые, как ножи, крылья, вынуждая крачек отрыгивать полупереваренные результаты их трудов, а потом пожирали их.
Море сменило цвет, приобретя желтоватый оттенок.
Когда браться спросили, почему это так, Эболи объяснил:
– Дожди и большие шторма переполняют реки на суше, и те сбрасывают илистые воды в море. Мы уже очень близко к земле.
На следующее утро, когда на востоке позади них бесшумно вспыхнул рассвет, окрасив горизонт в цвета нежных опалов и розовых лепестков, братья увидели с мачты голубую волнистую линию, протянувшуюся впереди по горизонту.
– Земля!
Их радостный крик разнесся по всему кораблю.
Хэл отлично знал эти места, и как только разгорелся день, он поднялся на мачту и сразу узнал голубые горы северной оконечности Мадагаскара – они все выше и выше поднимались из моря.
Весь тот день в течение обеих вахт все энергично работали, обдирая чуть ли не до нитки грот-мачту, чтобы корабль еще сильнее казался жутко потрепанным штормом. Без верхних парусов «Серафим» стал неповоротливым и непослушным и в итоге отказался идти более чем на восемь румбов к ветру. Но попутный ветер нес его, и Хэл смог с оставшимися парусами держать курс точно на сушу. Работу они закончили вовремя – корабль еще не успел подойти ближе к острову, где ему начали бы встречаться мелкие рыбацкие дау, которые могли донести в порты вести о появлении «Серафима» и о состоянии судна.
На следующий день мыс Амбр, северная оконечность Мадагаскара, появился в десяти лигах слева по траверзу. Хэл мог теперь проложить курс прямиком через Мозамбикский пролив к Занзибару. Эта внутренняя часть моря изобиловала симпатичными мелкими островками.
«Серафим» петлял между ними, иногда проходя так близко, что с палубы видны были темные полуобнаженные островитяне, махавшие им с белых пляжей.
Матросы забрались на снасти и махали в ответ, рассматривая крошечные фигуры на берегу.
Здесь на воде болталось множество маленьких торговых суденышек и рыбацких дау. Когда «Серафим» проходил мимо них, матросы задавали вопросы на арабском и каких-то других, незнакомых языках. К восторгу мужчин на «Серафиме», в некоторых дау они заметили женщин.
– Боже мой, я ее всю могу рассмотреть отсюда! Коричневые грудки, как парочка горячих булочек, только что из печи!
– Ох, так и хочется облизать с них сахарную глазурь!
– Эй, малышка, только скажи, что выйдешь за меня, и я спрыгну за борт сию же минуту! – кричал кто-то, сидя на рее.
– Они не понимают, что такое «выйдешь за меня», говори то, что они сразу поймут! – посоветовал его товарищ.
Отдаленный женский смех, донесшийся с дау, подтвердил разумность такого совета.