Муссон

Раздался предупреждающий крик наблюдателей с утеса, почти не слышный в шуме схватки, звоне стали и топоте ног:

– Слева и сзади!

Но Дориан услышал. Он поразил очередного турка, прежде чем отпрыгнуть назад, позволив находившемуся сзади Мустафе занять его место.

Оглянувшись, Дориан увидел, что, пока они отбивали атаку справа, турки предприняли нападение с другой стороны. Пятеро его людей отчаянно сражались, чтобы удержать дальнюю от входа в ущелье сторону, где враги напирали вдоль всего края выступа.

В то же самое время две сотни турок поднимались прямо спереди, по песчаному склону. За те несколько мгновений, которые понадобились Дориану, чтобы оценить обстановку, двое его людей оказались убиты. Салиму снесло половину головы боевым топором, а Мустафе пронзили мечом грудь, и он упал на колени, выплевывая красные комья крови.

Дориан понимал, что это невосполнимая потеря. Турки уже почти добрались до края каменной площадки.

Те люди, которых он отправил наверх наблюдать, уже спускались, не дожидаясь его приказа, чтобы вступить в сражение. И Дориан был благодарен им за это. Они спрыгнули с камней рядом с ним. К этому времени оба его фланга уже отступали перед напором врага, и в любой момент волна турок могла с ревом хлынуть на выступ в середине.

– Спина к спине! – закричал Дориан. – Прикрываем друг друга! Отступаем к перевалу!

Они образовали плотное кольцо, и турки напирали на них, когда они быстро отступали к входу в ущелье, но они потеряли еще несколько человек.

– Внимание! – крикнул Дориан. – Бегом!

Они разом развернулись и помчались в глубину ущелья, неся с собой раненых, а турки столпились у входа на перевал, мешая друг другу.

Когда арабы приблизились к повороту ущелья, Дориан, бежавший впереди, закричал тем шестерым, что сидели за каменной стенкой:

– Не стрелять! Это мы!

Стенка наскоро сооруженного бруствера была высотой по грудь, и им пришлось перелезать через нее. Те, кто ждал по другую сторону, помогли перетащить через верх раненых.

Когда последний из воинов Соара спрыгнул по другую сторону стены, по ущелью уже с ревом помчались враги, совсем близко. Шестеро не принимавших участия в битве на каменном выступе теперь яростно вступили в бой: они зарядили все оставшиеся ружья и сложили их вдоль утеса, а под рукой положили длинные копья. Едва турки добежали до бруствера, их встретил первый залп. Началась суматоха: первые атакующие пытались отступить, но остальные толкали их вперед.

Еще один залп почти в упор – и турки побежали назад по ущелью и вскоре исчезли за выступом скалы. Хотя они спрятались за камнями, их голоса отдавались от окружавших стен, и Дориан отлично слышал их проклятия Соару и то, как они старались убедить друг друга снова двинуться вперед. Он понимал, что передышка перед следующей атакой будет недолгой.

– Воды! – приказал Дориан. – Принесите воду.

Жара в ущелье была как в раскаленной печи, а битва выдалась тяжелой. Они напились противной жидкости из горьких колодцев Гхайл-Ярнина, глотая ее, как сладчайший шербет.

– Где Хасан? – спросил Дориан, пересчитав своих.

– Я видел, как он упал, – ответил кто-то. – Но я нес Саида и не мог вернуться к нему.

Дориан пожалел о такой потере, потому что Хасан был одним из лучших воинов. Теперь у него осталось всего двенадцать человек, способных сражаться.

Они принесли с собой пятерых раненых, но остальных пришлось оставить на милость турок.

Теперь этих пятерых отнесли туда, где стояли верблюды, и Дориан разделил выживших на четыре равные группы.

Ширины бруствера хватало только для троих. Дориан расположил остальных за первым рядом. После каждого залпа первые должны были отступать назад и перезаряжать ружья, а следующие – занимать их место. Таким образом Дориан надеялся поддерживать постоянный огонь, когда турки начнут новую атаку. Он мог удерживать их до темноты, но сомневался, что им удастся пережить ночь.

Воинов Соара осталось слишком мало, а турки славились как жестокие и храбрые воины. Дориан понимал, что у врага хватит ресурсов, чтобы найти какую-то стратегию и разбить их оборону. Он мог лишь надеяться, что выиграет достаточно времени для аль-Малика и в конце концов им придется попытаться пробить себе дорогу наружу копьями и мечами.

Они притаились за бруствером в давящем, горячем воздухе ущелья, собираясь с силами.

– Пожалуй, я заслужил себе местечко в раю, – усмехнулся Мустафа, обматывая обрывком грязной ткани рану, оставленную вражеским мечом на его предплечье. – Сейчас бы покурить травы, что избавляет от боли!

– Я сам приготовлю для тебя такой кальян, когда мы доберемся до Маската, – пообещал Дориан.

И тут же умолк, услышав, как кто-то выкрикнул его имя:

– Аль-Салил, братец мой!

Голос эхом разнесся по гулкому ущелью.

– Мое сердце полно радости от нашей новой встречи!

Это был высокий, визгливый голос, почти женский.

Но хотя его тембр изменился, Дориан узнал его.

– Как твоя нога, Зейн аль-Дин? – крикнул он в ответ. – Подойди, позволь мне сломать тебе и вторую, чтобы уравновесить твою утиную походку!

Зейн, невидимый за поворотом ущелья, захихикал: