Мушкетер

– Иными словами, они становились христианами – многие вполне искренне, – продолжил между тем старый ростовщик, – но при этом оставались евреями. На улице они были католиками, а у себя дома – иудеями. В большинстве семей через одно-два поколения конверсо переставали быть «новыми христианами» и превращались в просто христиан, забывших о своем происхождении и тех обычаях, которых придерживались их деды и прадеды. О прошлом напоминали лишь имена… К несчастью, ни ваш отец, ни я не относились к таким. Я говорю «к несчастью» не потому, что считаю это ошибкой. А если это и было ошибкой, то не нашей, а наших предков. «К несчастью» – потому что двойная жизнь навлекла беды на очень многих. Но мы были воспитаны так, что принимали все тяготы двойной жизни как должное. В нашем кругу были сильны особые настроения. Мы считали, что в испытании, которое послал Господь, есть смысл, недоступный пониманию других. Мы пребывали в убежденности, что событие, словно надвое разделившее их жизни, в действительности есть признак скорого прихода Мессии. – Он бросил на меня короткий взгляд, убедился, что я не очень понимаю, о чем речь, и сказал с виноватым видом: – Простите, что я так много и подробно говорю об этом, но иначе мне не удастся объяснить вам все, что касается вашей жизни и жизни вашего отца.

Меня все больше увлекал его рассказ, так что извинения нисколько не требовались. Г-н Лакедем понял это и скупо улыбнулся.

– Все же выпейте еще, – предложил он. – Это амонтильядо, мое любимое вино. Но если вы предпочитаете французские вина – ради всего святого, сударь, не стесняйтесь, скажите! Я прикажу подать анжуйского!

– Нет-нет, прекрасное вино, – поспешно ответил я. – Может быть, правда, чересчур крепко для меня. Не обращайте внимания и, прошу вас, продолжайте.

Г-н Лакедем кивнул. Через мгновение улыбка сошла с его лица.

– Да-да… – пробормотал он еле слышно. – Дада… Но мне вновь придется рассказать о том, что на первый взгляд не имеет отношения к делу. Потому я вновь прошу прощения… Так вот. Далеко-далеко на востоке, Бог весть, где именно, течет удивительная река Самбатион. – При этих словах взгляд его устремился куда-то вдаль. – За этой рекой простирается царство, в котором безбедно живут потомки десяти израильских колен, некогда уведенных в плен ассирийским царем. Шесть дней в неделю эта река столь бурна, что перейти ее невозможно – ни вброд, ни на лодке. Но в седьмой день она стихает. К сожалению, этот седьмой день – святая суббота, а в субботу нарушать покой нельзя. Поэтому те евреи, которые живут за Самбатионом, не могут прийти к нам, а мы, даже если бы отыскали то место, никогда не смогли бы соединиться с ними… Вам это покажется странным, но события, превратившие вашу семью в изгоев, связаны с этой очаровательной старинной легендой… – Он снова улыбнулся. – Итак, ваш прадед, Дуего ду Пирешу, как я уже сказал, принадлежал к числу самых уважаемых подданных его величества короля Жоао Третьего – тогда, повторяю, Португалия еще была самостоятельным государством, и в Порто правил самостоятельный монарх. Так вот, Дуего ду Пирешу был личным секретарем его величества. Он был молод, блестяще образован, энергичен и умен. Вполне можно было ожидать, что он со временем займет пост первого министра. В его семье тайно соблюдали еврейские традиции.

– Что они собой представляли? – спросил я, вспомнив с содроганием рассказы моего слуги о кровавых жертвоприношениях, устраиваемых евреями.

Г-н Лакедем посмотрел на меня удивленно. Видимо, он полагал, что я сведущ в еврейских обрядах.

– Обрезание для младенцев, – пояснил он. – Зажигание свечей по субботам. Воздержание в субботу от какой бы то ни было работы – если только она не сопряжена со спасением человеческой жизни. Отказ от употребления в пищу свинины и зайчатины, а также крови животных.

– И это все? – недоверчиво спросил я, когда он замолчал.

Ростовщик пожал плечами:

– Некоторые хоронили умерших не в гробу, а завернутых в молитвенную накидку. Многие утром читали молитву, содержащую еврейский символ веры – «Слушай, Израиль!». Что же еще? Вы полагаете, этого мало? – Он невесело усмехнулся. – Если бы в те времена на Порто распространялась власть испанских королей, соблюдение даже одного из этих иудейских обычаев могло закончиться арестом и судом инквизиции. Да что там! Если становилось известно, что умирающий перед смертью поворачивался к стене, этого было достаточно, чтобы тело выкопали из могилы и сожгли, словно живого еретика!

– Не может быть… – прошептал я, с ужасом вспомнив о предсмертной просьбе отца и удивившем меня обряде похорон.