Мушкетер

– Прошу меня простить, сударь, я задумался о тех временах. Воспоминания всегда вызывают во мне странные чувства, я порою виню своих предков за то, что они предпочли отступничество изгнанию или смерти, – сказал он вполголоса. – Вам может показаться странным, что жалкий ростовщик говорит о вопросах чести? Но ростовщиком я стал только во Франции… Знаете, о евреях говорят так много дурного, что иной раз хочется соответствовать этим россказням. Евреи жадные? Евреи стремятся закабалить честных крестьян? Евреи – жестокие заимодавцы? И черт с вами, господа христиане, именно таким я и стал! Уверяю вас, господин Портос, те, кто приходят ко мне за деньгами, стонут от той твердости, с которой я требую долг и проценты! Я уверен, все они мечтают о моей смерти! С каким удовольствием все эти господа перерезали бы мне глотку или отправили на эшафот! – Старый ростовщик расхохотался и, словно в радостном возбуждении, потер руки. – Да только ведь и его преосвященство нуждается в займах! И ему приходится обращаться к Исааку Лакедему и говорить: «Мой дорогой Исаак, мне нужны деньги!» Исаак Лакедем!.. – Он посмотрел на меня и весело прищурился. – Кстати, дорогой Портос, известно ли вам происхождение этого имени?

– Нет, сударь, – сдержанно ответил я. – Нет, мне не известно, но, думаю, это имя вы получили при рождении, и, полагаю, оно означало для ваших родителей что-то очень важное.

– Как бы не так! – вскричал г-н Лакедем. – Как бы не так! Ваш отец стал де Порту – а я, тогда же и по той же причине, стал Исааком Лакедемом! Известно ли вам, что в то время так много крещеных евреев бежали из Португалии, что слово «португалец» во Франции и Голландии, например, стало обозначать просто еврея?

Разумеется, я этого не знал, хотя после памятного разговора с отцом меня не могло удивить подобное известие. Я не знал почти ничего из того, что рассказывал мне ростовщик, и чем больше я слушал его рассказ, тем сильнее испытывал противоречивые чувства, понять которые мне предстояло лишь в дальнейшем. Сейчас же я даже не пытался рассуждать, я лишь слушал поразительное повествование о судьбах испанских и португальских евреев, в том числе моих предков.

Г-н Лакедем откинул голову на спинку кресла и прикрыл рукой казавшиеся воспаленными глаза.

– Лакедем, – сказал он негромко, – Исаак Агасферус Лакедем… – Он горько усмехнулся. – Здесь, во Франции, я однажды услышал, как некто бросил лавочнику, не желавшему отпустить ему в долг товар: «Ты не просто жид! Ты настоящий Исаак Лакедем!» Я поинтересовался, что это значит. Так вот, оказывается, во Франции иногда так называют Агасфера. Вечного жида, отказавшего в краткосрочном отдыхе идущему на казнь Иисусу Христу. За то, как известно, Агасфер был обречен на вечные скитания. И я взял себе это имя при натурализации.

Он опустил руку и открыл глаза. Через мгновенье его лицо разгладилось, он ласково мне улыбнулся:

– Конечно, я преувеличиваю, господин Портос. Как бы мне хотелось порою стать столь же жестоким и бессердечным… – Исаак Лакедем развел руками. – Увы… – и добавил, к моему облегчению: – Вернемся же к нашей печальной истории. Как вы понимаете, для многих конверсо, к которым относились и ваши предки, крещение было вынужденной мерой. Нехристианин не имел шансов сколько-нибудь успешно продвигаться по службе, не мог стать дворянином. Слишком много ограничений существовало для евреев и мавров. Вот потому-то многие евреи и принимали христианство. И немедленно оказывались в привилегированном положении – ведь среди них было немалое число образованных, дельных людей с большими средствами и одаренных всяческими достоинствами. Королям же португальским – да и обществу – было в общем не важно, какой жизнью эти новые католики живут дома. Главное – все эти люди были искренне преданы престолу и стране. Португальские монархи закрывали глаза на то, что крещеные евреи продолжали придерживаться своих традиций. Некоторые даже тайно продолжали совершать иудейское богослужение. Молельни помещались в подземельях, с множеством предосторожностей…

Я тотчас вспомнил о песке, покрывавшем пол синагоги, находившейся в подвале фамильной часовни де Порту.