Мунсайд

Уоррен разговаривал по телефону, я подползла к своим вещам, пытаясь найти что-то еще. Может, записку, какую-то подсказку. Раскапывая груды одежды, игрушек и книжек, я крепко закрыла рот руками, чтобы не вскрикнуть. Ошейник.

Когда мне исполнилось одиннадцать, Кави стал пропадать слишком часто, а Вольфгангу, как всегда, было не до меня. Тогда Кави купил мне песика и в шутку называл его Цербером, а я назвала его Полли: сокращенно от Аполло.

Полли был игривым, веселым и очень озорным псом неизвестной мне породы. Я даже какое-то время спала с ним в одной постели. Очень любила его. А потом он вроде бы сбежал. А Вольфганг постоянно шутил по телефону, что случайно сбил мою собаку.

Я обернулась. «Смерть Лавстейнам» – кровью на маяке, где мы часто бывали с Кави. Это было наше место!

– Ивейн, – одернул меня Уоррен, убирая трубку от уха. Я перебирала книги. Библия, «Алиса в Стране чудес» и «Ивейн, или Рыцарь со львом». Почему-то они были единственными перевязанными лентой вместе. – Кави ночью поступил в больницу… с ножевым ранением…

Кави

Сон был тягучим и липким. Он периодически просыпался на пару минут, голова становилась тяжелой и раскаленной. Свет уже выключили. Коридоры были тусклыми. Его палата находилась чуть ли не в подвале, во всяком случае, окон здесь не было и настойчиво пахло формалином.

Он уже подумал, что его приняли за мертвеца, настолько плохо он выглядел, но под ухом раздавался неприятный писк сердцебиения, очень медленного.

– Ты не можешь туда ворваться! – Кто-то трепался прямо под дверью, стараясь говорить шепотом. Он с трудом разлепил глаза.

– Правда, незнакомый человек… – заговорил другой голос, более спокойный и молодой.

Тень мелькнула за дверью и снова вернулась. Третий человек расхаживал взад-вперед.

– Почему его положили в чертовом подвале? – возмутилась девчонка. Писк раздавался чуть чаще. Он узнал ее. Она была в супермаркете, она орала перед его домом. А сейчас она приехала в больницу. Ради него? Нет, не может быть.

– Мы отдали его Бальду.

– А! Тогда понятно. Хорошо. – Она замолкла. Ее тень продолжала мелькать в дверном проеме. – Но тут очень холодно.

Ему не было холодно. Наоборот, казалось, что все внутренности горят, а кожа скоро начнет плавиться.

– Что он сказал, когда звонил в скорую? – Такой взволнованный голос.

– Напоролся на нож.

– Три раза брюхом?! Потрясающе!

– Мол, случился эпилептический припадок.

Голос девушки замолк.

– Это про Дмитрия Углицкого.

– Кого? – переспросили двое других.

– История русского царевича. Его зарезали, но двор пустил слух, что он смертельно поранился. Якобы играл в «тычку», у него случился припадок, и он наткнулся на сваю.

– Откуда ты вообще такое знаешь?

– Кави любил истории про правителей.

Интересно, кто такой Кави?

– Да уж, кажется, это он помнит. Пусть и неосознанно.

Противная трель телефонного звонка.

– Черт, Каспий, – ругнулась девчонка, а он снова закрыл глаза, предаваясь некому подобию сна.

Ему снились капли крови, разбитый фарфор и страх. Он сидел на полу, кто-то был перед ним, но он никак не мог рассмотреть, кто это. Кровь капала медленно, но почему-то стремительно наполняла комнату, словно в бассейн заливали воду. Он хотел уйти, видел дверь, но не мог двигаться, точнее, не мог бросить человека напротив. Крови стало по плечо, затем по горло. Мир медленно тускнел.

– Три ножевых ранения в одно и то же место, под ребрами. – Это был его врач, он узнал голос. – Ничего опасного. Органы не задеты. Мы больше боимся за заражение крови. Также сухожилие в левой ноге пострадало, будет прихрамывать.

– Но в день моего рождения…

– Должен прийти в норму сам. Сейчас он даже не знает, что способен сам себя вылечить.

– Разве обычный нож может ранить… его?

Тишина. Какая-то тихая ругань.

– А мы можем обратиться к знахарям, а не к человеческой медицине?

– Мы пытались, но…

Он решил, что это точно сон, в котором кому-то есть до него дело.

– Не стоит волноваться. Когда тебе будет восемнадцать, все сразу образуется…

А дальше странный звук, будто в стену швырнули что-то металлическое.

– Еще раз, – зашептала она, – скажешь что-то подобное – и я покажу Асмодею несостыковки в отчетах о доставке крови, и больше подкармливаться на стороне не сможешь, как и твои летучие мышки.

Мышь-врачеватель. Может, имелась в виду летучая мышь? Это назойливая песенка, не стоило вспоминать, снова от нее не отвяжешься.

– Ваша самоуверенность, Лавстейн, действительно поражает, – равнодушно заметил врач и, кажется, удалился, судя по звуку шагов.

Наступила тишина, он чувствовал, что скоро снова забудется сном.

– Жестко, – произнес мальчишеский голос, тоже смутно знакомый.

– Уоррен, не лезь.

Снова молчание, нервное, что чувствовалось даже сквозь стены. Ему нравилось думать, что о нем волнуются, хотя он и понимал, что это глупо.

– Я читал о том законе… – робко начал парень, – про убийство магического существа, про Жатву.

Он слышал тиканье часов и дыхание девочки, свирепое, как у дракона.

– Это же не Жатва? Его могли счесть человеком…

– Глупости, Уоррен.

– В законе ничего об этом не написано. Это могла быть лазейка.