Летние месяцы 10-го года оказались для Заки Валиди, по собственному его признанию, весьма плодотворными: «1. Я одержал победу над исламским фанатизмом. 2. В результате бурных философских дискуссий я оставил занятия религией и посвятил себя другим сторонам культуры, исламской и общечеловеческой».
Результаты не замедлили сказаться — уже через год Валиди написал фундаментальную книгу «История тюрок и татар», разом сделавшую автору громкое имя. Так он вошел в международную общину ученых, где, казалось, действуют правила той самой «общей религии», которые, сойдясь вместе, устанавливают чуждые всяких крайностей «разумные люди», умеющие не только говорить, но и слушать.
Столь яркий старт обещал незаурядную научную карьеру, и в конечном-то итоге она состоялась. С 25-го года до самой своей кончины, последовавшей в 70-м, Заки Валиди Тоган преподает в Стамбульском университете, путешествуя в то же время по Западу и Востоку в качестве одного из самых авторитетных ученых-тюркологов.
Только откуда возник этот почти пятнадцатилетний разрыв в научных занятиях? Тем более что поначалу никаких препятствий не было и не предполагалось. Вскоре после появления «Истории тюрок» Валиди публикует статьи о бурзянских башкирах, совершает две большие научные поездки по Туркестану. Они принесли ему всероссийскую известность, и Академия наук собирается командировать его на три года в Европу — Берлин, Вену, Лондон, Париж, для работы в библиотеках, где хранятся рукописи, связанные с историей ислама. «Эти планы доставили мне много радости, я мечтал о будущем, о том, как стану востоковедом, изучающим историю исламской культуры и тюркских народов».
Их пресекла начавшаяся война, европейские маршруты, естественно, откладывались на неопределенное время, впрочем, в России Валиди продолжал работать. Несмотря на героические усилия академика Бартольда, его забрали было в солдаты, но уже через две недели демобилизовали: вышел закон, освобождающий от армейской службы учителей русских школ для инородцев (тот же предусмотрительный Бартольд буквально заставил своего молодого товарища сдать экзамен и получить в Казани место учителя семинарии).
Но не школьные занятия и даже не всемирное бедствие — война — отвлекали Заки Валиди от библиотечных занятий и письменного стола.
Еще в казанские свои годы Заки прочитал некоторые работы Плеханова — и «загорелся идеей социализма, к которой и прежде был склонен». Затем познакомился с Алиханом Букейхановым, тоже литератором и ученым, но помимо того — уже известным в стране общественником, бывшим депутатом Госдумы. Три дня они провели в Самаре неразлучно, толкуя о только что вышедшей «Истории тюрок», и это уже были
Старый зубр не ошибся — этот яд уже проник в кровь Заки Валиди, и кто знает, как сложилась бы его судьба, если бы, допустим, матрос Железняк со своим караулом не разогнал Учредительное собрание или большевики не только занимались прогрессистской риторикой, но и реально предоставляли народам России право на самоопределение. Тогда, наверное, стал бы он председателем, секретарем или действительно «первым президентом». Во всяком случае, это вполне допускал такой авторитетный и знающий революционер-государственник, как Владимир Ильич Ульянов-Ленин.
Но случилось так, как случилось.
Жизнь Заки Валиди Тогана и впрямь пошла совершенно иным, далеким от спокойной науки путем и приобрела стремительное ускорение — как, впрочем, у всех людей его поколения, как у всей России.
Зимой 1915–1916 годов он повседневно ходит коридорами и кабинетами Госдумы в качестве советника мусульманской фракции, тесно сходится с Керенским (судьба свела их сорок лет спустя в библиотечном зале Гуверовского института), вступает в партию эсеров, становится свидетелем Февральской революции, вскоре после которой направляется в Ташкент для участия в Туркестанском съезде мусульман. «Первые революционные месяцы в России, — вспоминает он, — были прекрасным временем. Все были опьянены воздухом свободы, а люди колониальных окраин более, чем другие — казалось, открылись богатые возможности строительства национальной государственности и культуры, надо их использовать в максимальной степени. Чувствовалось, какие хорошие плоды может дать в Туркестане свободное проявление человеческой воли. И не только в Туркестане, конечно.