Повсюду вокруг нас мы видим восстание; но восстание отрицательное, просто процесс окончательного завершения. Мы несем с собой среди разрушения наши проекты, надежды и силу, наши порывы, которые должны осуществить. Колесо вращается, и климат меняется, а что верно для звездного мира, верно также для человека. Последние две тысячи лет отмечены двойственностью, какую человек никогда еще не испытывал, и все же он, господствовавший весь этот период, был тем, кто выступал за цельность, тем, кто провозгласил власть Святого Духа. Ни одна жизнь за всю историю человечества не была так ложно интерпретирована и так удручающе плохо понята, как жизнь Иисуса Христа. И пусть ни один человек еще не последовал и, несомненно, не последует его примеру, ибо мы более в Христе не нуждаемся, тем не менее один его пример полностью изменил весь наш климат. Подсознательно мы движемся в новое царство бытия. Желая избежать настоящей реальности, мы довели до совершенства полный арсенал разрушения. Когда же освободимся от самоубийственного стремления к потусторонней жизни, мы начнем жить здесь и сейчас; только такая жизнь самодостаточна, только она реальна. Тогда у нас отпадет потребность в искусстве или религии, ведь мы сами станем произведениями искусства. Такова моя реалистичная интерпретация Гуткиндовой философии: свое надломленное состояние человек сможет преодолеть только таким путем. Если мои высказывания не соответствуют в точности тезисам Гуткинда, я тем не менее полностью соглашаюсь и с ним, и с его взглядом на мир. Своим долгом я посчитал не только изложить его доктрину, но также, с необходимыми дополнениями, внедрить ее в жизнь. Любая настоящая философия ведет к действию и от действия обратно к изумлению, к стойкому факту тайны. Я отношу себя к тем, кто воистину может сказать, что он понял Гуткинда и действовал в соответствии с его глубочайшей мыслью: «Колоссальный факт того, что мы стоим на почве реальности, всегда будет изумлять сильнее всего прочего, что бы мы ни делали».
Гигантская утроба
Как указывается в словарях, утроба – место, где все зарождается и оживает. Насколько я понимаю, на свете вообще нет ничего, кроме утробы. Прежде всего существует утроба Природы, затем материнская утроба и, наконец, утроба, в которой происходит наша жизнь и бытие, – мы называем ее нашим миром. Причина всеобщего неудовольствия как раз и кроется в том, что мы не признаем мир утробой. Мы представляем себе, что неродившийся ребенок живет в состоянии блаженства, считаем смерть бегством от несчастий жизни, но в то же время отказываемся считать блаженством и безопасной гаванью саму жизнь. И тем не менее разве не в мире, который нас окружает, все зарождается и родится? Возможно, это еще одна иллюзия: считать, будто могила есть место спасения, а предшествующие рождению девять месяцев – блаженство? Да кто знает хоть что-нибудь о внутриутробной жизни или о жизни после смерти? Однако же утвердилось мнение – и, возможно, оно никогда нас не покинет, – будто эти состояния бессознательности означают свободу от боли и борьбы и, следовательно, составляют блаженство. С другой стороны, мы знаем по опыту, что есть вполне себе здравствующие люди, которые живут и блаженствуют. Они что же, более бессознательные, чем все прочие, или менее? Думаю, большинство из нас согласится, что менее. Тогда чем их жизнь отличается от жизни простых представителей рода человеческого? Наверное, разница в их отношении к миру и еще, самое главное, в том, что они видят в мире утробу, а не гробницу. Поэтому, скорее всего, они никогда не сожалеют о прошлом и не боятся будущего. Они интенсивно внимают миру и тем не менее, по-видимому, не знают страха.
Считается, что страх, играющий столь большую роль в нашей жизни, когда-то был неясным и безымянным явлением, эхом, как можно было бы предположить, жизненного инстинкта. Считается также, что с развитием цивилизации безымянный страх постепенно кристаллизовался в страх смерти. И что на высших этапах развития цивилизации страх смерти выродился в страх перед жизнью, о чем свидетельствует поведение современных невротиков. Что ж, в страхе нет ничего удивительного: в каком бы обличье мы с ним ни сталкивались, он настолько знакомое нам явление, что, когда появляется человек, абсолютно лишенный страха, он немедленно порабощает нас. В истории человечества таких людей только горстка. И не важно, каким силам они служили – добра или зла, но страх, который они внушали, был как страх перед чудовищем. По правде говоря, они и были чудовищами, как бы их ни называли: Тамерлан, Будда, Христос или Наполеон. Это были фигуры героические, а герой, согласно мифам, всегда рождается сверхъестественно. Короче, герой – это тот, кто избежал шока рождения.