Читаем Сатори в Париже. Тристесса полностью

Сатори в Париже. Тристесса

Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Таким путешествиям посвящены и предлагающиеся вашему вниманию романы. В Париж Керуак поехал искать свои корни, исследовать генеалогию – а обрел просветление; в Мексику он поехал навестить Уильяма Берроуза – а встретил там девушку сложной судьбы, по имени Тристесса…Роман «Тристесса» публикуется по-русски впервые, «Сатори в Париже» – в новом переводе.

Джек Керуак

Современная русская и зарубежная проза18+

Джек КеруакСатори в Париже. Тристесса (сборник)

Jack Kerouac

SATORI IN PARIS

Jack Kerouac

TRISTESSA

Издательство АЗБУКА^®

Сатори в Париже<a l:href="#n1" type="note">[1]</a>1

Где-то среди моих десяти дней в Париже (и Бретани) было мне какое-то озарение, которое, похоже, снова меня изменило, к тому, что, наверное, еще семь лет или больше будет моим лекалом: по сути, сатори: японское слово, означающее «внезапное озарение», «неожиданное пробуждение» или же просто «дали в глаз». – Как бы там ни было, что-то и впрямь случилось, и в моих первых грезах после этой поездки, а я теперь дома, перегруппирую все смешанные богатые события тех десяти дней, похоже, что сатори мне вручил таксист по имени Реймон Байе, а в другие разы мне кажется, это мог оказаться и мой паранойный страх на туманных улицах Бреста, Бретань, в 3 часа ночи, а еще иногда я считаю, что это был месье Кастельжалу и его ослепительно красивая секретарша (бретонка с иссиня-черными волосами, глаза зеленые, передние зубки со щелочкой в самый раз в съедобельных губках, белый шерстяной вязаный свитер, с золотыми браслетами и духами) либо официант, который мне сказал: «Paris est pourri» (Париж прогнил), или же исполнение Моцартова «Реквиема» в старой церкви Сен-Жермен-де-Пре с ликующими скрипачами, махавшими от радости локтями, поскольку пришло столько уважаемых людей, забили все скамьи и особые стулья (а снаружи туманится), или же, во имя Небес, что? Прямые аллеи деревьев Садов Тюильри? Или ревущий размах моста над гремучей праздничной Сеной, по которому я шел, держась за шляпу, зная, что дело не в мосте (выстроенном на скорую руку на Quai des Tuileries[2]), но это меня мотает от обилия коньяка и нервов, и без сна, и от реактивного авиалайнера всю дорогу от Флориды, двенадцать часов с аэропортовыми треволненьями, или тут бары, или муки мешают?

Как и в прежней автобиографической книге, здесь я стану пользоваться своим подлинным именем, полным в данном случае, Жан-Луи Лебри де Керуак, поскольку вся история – о моем поиске этого имени во Франции, и я не боюсь выставить настоящее имя Реймона Байе под пристальные взоры общественности, потому что, в связи с тем фактом, что он мог оказаться причиной моего сатори в Париже, могу о нем сказать единственное – он был любезен, добр, умел, хипов, отчужден и множество всего другого, а преимущественно просто-напросто таксист, которому выпало везти меня на летное поле Орли на обратном пути домой из Франции: и у него, само собой, из-за этого не будет неприятностей – А кроме того, вероятно, и не увидит никогда своего напечатанного имени, потому что столько книг нынче публикуется в Америке и Франции, что ни у кого нет времени за ними всеми следить, а если ему кто-нибудь скажет, что имя его пропечатано в американском «романе», он, вероятно, и не отыщет никогда, где купить его в Париже, если его вообще переведут, а если и найдет, ему не повредит прочесть, что он, Реймон Байе, превосходный джентльмен и водитель такси, которому удалось впечатлить американца, везомого за деньги в аэропорт.

Compris?[3]

2

Но я же говорю, не знаю, как мне досталось это Сатори, а сделать тут можно одно – начать сначала и, может, я найду прямо в поворотной точке истории и отправлюсь радоваться до самого ее конца, сказки, рассказываемой ни по какой иной причине, а только за компанию, что есть иное (и мое любимое) определение литературы, сказки, которую рассказывают за компанию и дабы научить чему-нибудь из религии, либо религиозному почтению, о подлинной жизни, в этом подлинном мире, который литература должна (и здесь так и делает) отображать.

Иными словами, и после этого я заткнусь, придуманные истории и романтические романы о том, что произойдет, ЕСЛИ, – для детей и взрослых кретинов, которые боятся прочесть себя в книжке ровно так же, как могут бояться смотреть в зеркало, когда болеют или ранены, или с бодуна, или с ума сошли.

3

Книжка эта скажет, по сути, пожалейте всех нас и не злитесь на меня за то, что я все это написал.

Перейти на страницу: