– Потому что Белый нашёл «сердце ангела», – сказал шаман. – А «сердце ангела» нашло Белого.
– Где? – сказал Белый.
– Здесь, – сказал шаман. – Только вы его не видите.
– Я у всех спрашивал о нём, – сказал Белый. – Никто не мог сказать мне ничего определённого, кроме того, что «сердце ангела» может поменять судьбу…
Ах да, подумал журналист, ещё и «сердце ангела». Тоже невыстрелившее ружьё… Фильм такой был, помнится… Хороший фильм, с Микки Рурком и Робертом де Ниро в роли дьявола… Постер старый даже помню…
Стоп.
Я его вижу. Я его нашёл.
Печкин поспешно раскрыл папку.
Паша Эмильевич на фотографиях изображён был в профиль и анфас, но присутствовал и ещё один снимок.
Голый торс воришки украшала татуировка на левой стороне груди.
Это было традиционное сердечко, только с крылышками по сторонам. И надпись полукругом внизу: «Angel Heart».
– Я знаю! – закричал Печкин и сорвался с места. Подбежал к спящему Черентаю и начал стаскивать с него свитер через голову. Черентай сквозь сон слабо сопротивлялся…
– Панычок, чи ты з глузду съихав? – поинтересовался Мыло.
– Вот! – торжествующе крикнул Печкин. – Вот оно!
– Какой же это артефакт? – сказал Матадор.
Подошёл Майор, повертел носом:
– Сто раз видел. Фотографию. Подумаешь, порчушка. Без значения. А оказывается. Имеет. Даю справку. Наколото в молодости. По дури. Не на зоне. Там таких не делают.
– Теперь надо прощаться, – сказал шаман.
Белый подошёл к Паше Эмильевичу и долго вглядывался в безыскусное изображение. Все подавленно молчали.
Матадор вытащил сигарету и всё не решался закурить. Мыло что-то неслышно бормотал – то ли молился, то ли ругался.
Киндер держал пустой стакан и время от времени порывался из него выпить.
Топтыгин оставил чаепитие и подошёл поближе, чтобы в случае чего защитить своего связчика.
Неслышно подплыла Синильга и встала, сжимая кулачки.
Даже бармен месье Арчибальд оказался среди своих клиентов, хотя никто не видел и не слышал, как он покинул вечный пост за стойкой: лихо перемахнул её или другим каким способом. Были ноги у бармена, были – просто непропорционально короткие. Другие на таких всю жизнь ходят и не стесняются.
Но даже на это исключительное событие никто не обратил внимания. Все понимали – происходит что-то важное, настолько важное, что может отменить всю прошедшую жизнь.
– Белый вам расскажет, – сказал шаман.
– Да, – кивнул Белый. – Теперь расскажу. Теперь я всё вспомнил. Садитесь, друзья мои. Не будите моего… Не будите это. Пусть спит и ничего не знает…
Печкин вдруг подумал, что все они вот сейчас расселись, как школьники за партами, а учитель расхаживает в проходе, давая свой последний урок: то ли для них, выпускников, то ли для себя, уходящего на покой.
– Был в Зоне один вольный сталкер, – начал Белый. – Ни чем особенным он не выделялся среди прочих бродяг. Двое из вас даже были с ним немного знакомы. Но прозвища его я всё равно не назову.
Как все, он ходил в Зону – в связке, в группе, в одиночку. Как все, добывал хабар. Как большинство из вас, не отыскал ни одного из легендарных артефактов. Был ранен, как многие, обожжён, как многие, неудачлив, как многие. Умел обходить аномалии, бить зомбаков в голову, отстреливаться от бандитов. Думаю, что особенными преступлениями он себя не запятнал, но не блистал и добродетелями – сталкер есть сталкер.
Как все, он мечтал выйти к Монолиту. Но не у всех это было манией. У него было.
И ему повезло. Он вышел к Монолиту.
Какой ценой это было достигнуто – другой вопрос. Скольких спутников он оставил на этой дороге? Скольких бросил умирать в «карусели», заживо гнить в «жадинке», рассыпаться пеплом в «электре»? Наверное, многих. Всю группу. А может, даже одного связчика, который рассчитывал на друга. Обычное дело. Зона жестока, и никто бы его не осудил.
Он вышел к Монолиту – полумёртвый, почти ослепший, без воды и патронов. Хотя стрелять было уже не в кого. Возле Монолита не стреляют.
Монолит услышал его и выполнил все его желания.
Потому что желания никогда не ходят в одиночку. Желания человеческие переплетены в один бесформенный клубок. Тем более у человека, находящегося в предсмертном бреду. А Монолит не различает главных и второстепенных желаний. А уж подсознательных и подавно. Они могут противоречить друг другу, отменять друг друга и в сочетании друг с другом производить совершенно неожиданный результат.
Монолит действительно выполнил ВСЕ желания сталкера.
Он хотел стать молодым – и стал.
Он хотел стать здоровым – и освободился от всех ран и болезней.
Он хотел забыть своё прошлое – и забыл даже своё имя.
Он хотел, чтобы его никто не узнал, – и стало так.
Он хотел богатства – и получил дурацкую машину ручной сборки и кучу денег; но он уже не знал, что это его машина и его деньги. Их судьба его уже не интересовала.