Мучение любви. Келейные записи

Здесь все советуют служить литургию почаще: это будет давать силу и настоятелю, и братии. Советуют причащать братий часто – до четырех раз в седмицу, лучше в воскресенье, субботу, вторник и четверг (то есть дни, следующие после дней постных), и в праздники. Советуют также служить полностью суточный круг служб и, как здесь принято, читать повечерие с Акафистом Божией Матери. Советуют много внимания уделять Иисусовой молитве. В «Белозерке» игумен советовал во время работы (общей), когда это возможно, дабы избежать празднословия, братиям по очереди вслух читать Иисусову молитву, начиная со старшего и по порядку старшинства, количество соизмеряя с продолжительностью работ. Также отметил важность того, чтобы весь день у монахов был плотно заполнен делами и молитвой, чтобы не оставалось праздного времени. В этом скиту братиям запрещается заходить друг к другу в кельи для беседы, если же есть необходимость что-либо сообщить брату, то нужно позвать его выйти из кельи и так побеседовать. (Как потом узнали, и в других многих монастырях такое же правило, и есть даже специальные комнаты на этажах, куда с этой целью можно входить для необходимой беседы.) Очень важно, говорил игумен, вовремя отправлять из обители людей, негодных для монашеской жизни, а при приеме тщательно опрашивать и сразу же давать новопришедшему четкие правила и обязанности. Душевнобольных никак нельзя принимать в монастырь! Из-за этого бывает много скорбей и даже несчастья. Всякое малое по виду психическое расстройство со временем может вырасти в тяжелую духовную болезнь, и от этого будет страдать весь монастырь. Усиленно советовал держаться подальше от мирских людей, так как они очень расслабляют атмосферу монастыря. Особенно – остерегаться женщин и не иметь отношений с родственниками.

Многое еще говорил этот гЕронда: в общем, это все то же учение, которое находим у древних отцов, в патериках и житиях, в наставлениях и правилах,– как раз то, что мы хорошо знаем, но отвергли, презрели, посчитали отжившим, уже неважным. Но сила и значение слов игумена современного скита на Афоне заключаются для нас не в том, что мы узнали нечто новое, а в том, что их говорил человек, который все это исполняет и на опыте познает пользу сего. Поэтому все эти советы звучали как впервые услышанные и сильно трогали душу. Не знаю, что из слышанного мы можем привить и насадить у себя на родине, в наших только что воскресающих из руин крохотных обителях, но ясно, что трудиться надо и немало возможностей для преуспеяния открыто и нашему времени.

Много говорят отцы также о необходимости строгого послушания и частого откровения помыслов. Все это опять точно согласно с учением древних отцов монашества, но говорится из собственного опыта и знания, выверенного самой жизнью. После этой беседы мы испытывали и благоговейный страх, и даже трепет перед серьезностью, ответственностью, важностью всего, что несет в себе монашество, и от того легкомыслия, с которым мы сами и многие знакомые нам монахи смотрим сегодня на иноческое делание. Ясно обличился дух нерадения и уныния, которым болеют многие наши собратия по иночеству, дух, глубоко внедрившийся в наши сердца. Но, оказалось, есть еще в этом мире серьезные монахи, есть еще школа трезвенности и смирения, есть еще люди, для которых писания отцов не просто любопытная древность, а самое живое и насущное руководство к деятельной жизни. Вообще-то, и не надо думать найти здесь или услышать что-либо новое и нам неизвестное; не в том суть дела, чтобы услышать наконец какой-то «мудреный совет», который в нескольких словах содержит в себе ключ к духовной жизни, поехать домой, начать так делать – и все потечет «как по маслу». Ничего «нового» мы здесь не узнали, и это-то как раз и говорит, что Афон живет, молится и остается верным Богу. Как раз тот, кто по Богу не живет, но лишь говорит о жизни по Богу,– тот любит находить все новые и новые тонкие мысли, изящные формулировки, неожиданную точку зрения. Это от современных кабинетных «богословов» можно каждый день слышать новые «умозаключения» и буквально сногсшибательные заявления. Афонские отцы как будто «застыли на месте», отстали от века сего, от мира сего, остались где-то в другом времени, в духовной атмосфере древних поколений отцов. Когда поживешь здесь немного, то как будто узнаешь то, о чем читал у аввы Дорофея, у Иоанна Лествичника, у Василия Великого и Феодора Студита, в патериках и житиях, словно Афон – живая иллюстрация ко всему читанному в святых книгах, о чем раньше только мечталось и что представлялось в уме.