Мучение любви. Келейные записи

Казалось бы, уж кому-кому, а монаху более всего нейдет пристрастие к уютному быту, обывательское тяготение к «теплой квартирке», увешанной житейской мишурой, упокоение на вере в прочность и долговечность своего земного обустройства. Но именно мы, монахи, стараемся устроиться теперь прочнее, надежнее, поуютнее, покрепче (даже – пожелезобетоннее) на этой рыхлой, дрожащей земле. Конечно, погрузиться в мир молитвы, остаться один на один с духовным миром, лицом повернуться к Богу и не опускать взирание на этот Лик ни ради чего и ни ради кого – все это требует и обособления, и сокрытия в себе, и отдельной кельи с минимумом удобств, и многого еще; но ни на минуту «создание условий» не должно оставаться без того самого делания, ради которого эти условия создаются. Когда человек перепрыгивает через овраг, то он еще только отталкивается ногой от одного края, а вторую ногу уже усиленно тянет к другому, пристально соизмеряет глазом расстояние и боится промахнуться или не долететь до противоположного края. Так и здесь: если усилие и старание направлять только на то, чтобы оттолкнуться от «сего берега» многомятежного, но не сосредоточиться вниманием, не сделать крайнее усилие и потугу сразу же коснуться другого «берега», то можно полететь в пустоту. А ведь как многие из нас оказываются именно в таком вот положении, и не только отдельные лица, но и, как видно, целые монастыри.

Да, этого надо бояться, когда монах начинает жить, как некий пенсионер, списанный с дороги жизни, как сорная травка, прозябающая у пыльной обочины, скучно покачивающаяся вслед проносящимся по дороге мимо нее экипажам, вся покрытая пылью. Как страшно – так вот жить, лениво потягиваясь, зевая, шаркая ногами, нехотя переходя из кельи в церковь, из церкви в трапезную, опять в келью… И оживать только при чаепитиях, новостях из мира, неожиданных гостях. Как страшно, когда в монахе иссыхает живой источник, потухает веселый огонек и остается только сырое, затхлое тепло, мало-помалу все выветривающееся. Тогда он подобен кораблю, севшему на мель: нос его увяз в песке, ум и сердце отягчены земной тяготой, все помыслы, как липкий, мокрый песок, стелются по дну, не дают сдвинуться с места, поднять голову к небу; волны наносят один сокрушающий удар за другим – так демоны неустанно нагоняют одну волну соблазнов за другой, усиленно стараясь сокрушить все остатки крепости души, чтобы она совершенно расслабилась, развалилась, отдала все внутренности свои натиску воды, чтобы все до конца наводнил грех, не осталось и капли надежды. Тут уж надо бы все бросить и – хоть вплавь, хоть в ледяную воду – плыть изо всех сил, выбираться на берег, не взирать уже на уютную каюту на корабле, на дорогие сердцу вещи, развешанные по стенам.

Медленно, незаметно подбирается эта сухость, эта покойная привычность к типиконной размеренности, все «ряд по ряду», «чин по чину», подкрадываются онемение, бесчувствие, черствость, сужаются сосуды, несущие жизнь. Как легко превратиться в сухой ствол, в красивый силуэт раскидистого дерева, которое лишь по весне обнаружит, что мертво, когда другие деревья выпустят почки, украсятся листвой. А как трудно из такой вот усыпляющей, упорядоченной череды «правильных» дел рвануться, испугаться, забеспокоиться, когда обнаружишь в себе этот яд, эту чреватую страшными последствиями сухость. А какой-то лукавый голос советует «не беспокоиться», «ждать пока», ведь «ничего страшного не происходит», «внешне все спокойно», «ведь никто не может к нам пока придраться». Но как раз надо было бы забеспокоиться при первых признаках болезни. Ведь это – чахотка, духовная чахотка.

Как важно скорее добавлять огонь к огню: «Гаснет! Скорее, скорее – сухих щепок, скорее: мой огонь гаснет!». А как у многих он уже погас...

«Теплохладность»! Какая страшная болезнь! Какого серьезного требует изучения, анализа. Как важно было бы делать всем верующим прививки от этой страшной болезни сразу же, в самом начале их духовной жизни.

Где ж врачи?!

А наши скорби – откуда?

Святой Пахомий увидел нечто очень страшное: ему представилось, что некоторые из иноков находятся в пасти львов, иные в пасти крокодилов, другие среди огня, а некоторые под горою, на которую напирают волны: они стараются взойти на гору, но все их усилия оказываются тщетными. Они все восклицали: «Господи, помоги нам!».