Мучение любви. Келейные записи

Итак, чего же опять нам не хватает здесь для желанного счастья? Остановить заведенный ритм движения по поверхности земли – однообразный, суетой навязанный порядок земных, плотских забот и трудов – и предпочесть всему этому свободу двигаться в ином направлении: вместо поверхностного пробегания по дорогам жизни начать углубляться в саму эту жизнь, начать действительно жить. Город позади – наше бесплодно прожитое прошлое, город впереди – так же бессмысленно запрограммированное нами будущее. Поезд – жизнь наша, проживаемая в искусственных, лишенных всякого живого дыхания и истинной радости условиях, отгороженная разного рода мягкими и жесткими перегородками и двойными рамами от мира Божиего. Смотрим сквозь стекла на этот мир, восхищаемся его красотой, но предпочли ему тесные пластмассовые каюты, поролоновые лежанки, чемоданы, тюки, тряску под глупую воркотню радио...

И вот, так же как для полноты реальности плоской картине не хватало пространственной глубины и самому этому пространству не хватало бы течения времени, так и для всего этого мира, окружающего нас, при всей его красоте и богатстве, при всех наших многочисленных деланиях, поисках в нем, необходимо еще одно измерение, одно направление, передвижение, еще одна существеннейшая глубина – это вхождение в мир духовный, приближение к Богу, соединение с Ним по благодати. Без этого углубления, вернее, возвышения по степеням духовности, наша жизнь остается все той же плоской яркой картинкой без пространства для жизни – одним мечтанием. Без этого восхождения в мир иной наше бытие лишь застывшее, мертвое пространство, лишенное жизни, как неподвижная скульптура,– опять же одна иллюзия, опять только пробегающий за стеклом пейзаж, на который мы со скукой взираем из тесного купе пассажирского вагона.

Но как мы двигаемся в пределах пространства и выбираем лучшие и приятнейшие места для жительства, так есть у нас способность перемещаться и в области духовной, все силы души, самый центр своей жизни сосредоточивая и располагая на разных степенях духовности. Можем избрать плотское состояние, все душевные и даже духовные силы поставить в рабскую зависимость от плоти и ее прихотей, завязнуть с головой в веществе, в его свойствах, все интересы, все цели иметь лишь в области материальных стихий, из человека превратиться в назойливо жужжащую муху, всегда озабоченную, усердно изучающую разного рода резкие запахи, исследующую «залежи полезных ископаемых». Можем избрать жизнь душевную, посвятив свои силы служению разного рода игре чувств и переживаний, изысканной игре на натянутых струнах больной, уставшей души, и прожить жизнь подобно пьяному, переходящему от бурного хохота к громким рыданиям и от душещипательных самоукорений к площадной брани.

И можем избрать жизнь духовную, когда человек ищет путь и дверь именно в духовный мир, в мир, лежащий за гранью вещества и чувств. Но и здесь опасность: «незаконно открытая дверь», вернее, перелезание через забор[12], приведет в мир падших духов, которые будут принимать вид светлых Ангелов. Такая «жизнь», конечно, не жизнь! Но если человек войдет в область истинно духовной жизни дверью[13] истины – Христом, то в лоне Православной Церкви (а «царские врата» только здесь и находятся) он действительно может начать настоящую жизнь! Только здесь его жизнь получает смысл, цельность, значимость. Тогда открывается и цена всего того, что окружает человека в мире видимом. Оказывается, видимый, вещественный мир – это только книга о Боге, это только пособие, картина, всего-навсего живописующая нам образ истинной реальности. Это только спроецированная на плоское полотно огромная, бесконечно прекрасная, безгранично богатая и славная жизнь. Но сама эта картина еще не жизнь. Только если мы движемся, устремляемся в область истинно духовного, тогда мы по-настоящему живем, идем, действуем, только это действительно труд и подвиг. Этот мир всего лишь дорога, по которой мы идем, от которой отталкиваемся ногой, спешим к дому, где нас ждут самые близкие, где все готово к трапезе. Но если мы не знаем цели пути, если, вместо того чтобы стремиться преодолеть эту пыльную дорогу, мы воспользуемся ею лишь для того, чтобы выстроить на ней убогую хибарку,– какие мы тогда жалкие, обреченные люди!