Вся семья собиралась провести уик-энд у дяди Деборы, но в последнюю минуту Дебора простудилась и решено было оставить ее дома. Симон заявил, что он на уик-энд уедет домой, и Дебора вздохнула с заметным облегчением.
Уехал он за два часа до отбытия семейства, однако уехал недалеко… всего лишь, чтобы его не было видно с дороги, но чтобы сам он не мог не заметить машину Дебориных родителей.
Для полной уверенности помедлив лишний час, он вернулся в Марчингтон.
Вечер еще не наступил, но быстро темнело из-за собравшихся на небе грозовых туч, и время от времени громыхал гром. Дворецкий впустил Симона, удовлетворившись его объяснением, будто он забыл ключи.
Однако вместо своей комнаты он пошел в библиотеку и налил в два стакана любимый графом густой портвейн. В один он высыпал порошок, купленный им у собрата-студента. Это был довольно сильный наркотик, который, подавляя волю, вселял в человека ощущение необыкновенного могущества и свободы и действовал довольно быстро.
Симон, естественно, знал, где находится спальня Деборы, и без стука вошел в нее. Девушка дремала, но едва открыла глаза и заметила его, как села в постели, дрожа от ужаса.
— Я забыл ключи, — сказал он, улыбаясь, однако не сумел обмануть ее. — Смотри, я принес тебе портвейн.
Он сел на край кровати и, поставив один стакан рядом с Деборой, принялся медленно пить из другого стакана.
В доме оставались только слуги. Дебора дрожала, из-за его наглости потеряв всякую способность соображать. Ей даже в голову не приходило, что он может так поступить. Ее мутило, когда она потянулась за стаканом… Может быть, от портвейна станет лучше… Она почувствует себя лучше… У нее не было сомнений относительно того, что собирался сделать Симон… она читала это в его глазах… ей не хватит сил остановить его… Даже если она закричит, никто ее не услышит. Он неплохо рассчитал время. Ужин остался позади, и слуги смотрят телевизор в своей гостиной.
Дебора хотела было молить о пощаде, но слова застряли у нее в горле. Он не пожалеет ее… У него вообще нет к ней никаких чувств, поняла она, заглянув в его глаза и увидев в них уготованную ей судьбу. Он хочет добиться своего и ни перед чем не остановится.
Он выпил свой портвейн, а она — свой, жалея, что мало выпила… жалея, что не может выпить еще, чтобы отключиться.
— Ты ведь знаешь, что сейчас будет, правда?
Он понизил голос до шепота, от которого у нее мурашки побежали по коже. Ей показалось, что он гипнотизирует ее, и у нее закружилась голова. Симон отвернул одеяло, и она тяжело вздохнула от отвращения и ужаса.
Но и Симон, глядя на округлости ее грудей, тоже боролся с отвращением. Закрыв глаза, он стал вспоминать Тима, и внутри него вспыхнул знакомый огонь. Раздавленная его тяжелым телом, Дебора понимала, что разум и чувства больше ей не подчиняются. Удивительно, но страх куда-то испарился, а на его месте возникло туманящее голову возбуждение. Тяжело дыша, она беспокойно заерзала под ним, словно подгоняя его… Под воздействием наркотика Дебора превратилась в существо, исполненное лишь физических желаний. Ей страстно захотелось ощутить его внутри себя, и она с готовностью приняла его. Неужели этого она боялась?
Конечно же, Дебора не могла заменить Тима, но в ее руках были ключи от многого из того, что Симон хотел иметь. Прежде, чем дать ей уснуть, он воспользовался ее состоянием и проделал с ней все, что знал… уча ее сексуальному наслаждению. Его поразило, с какой готовностью эта замкнутая холодная девушка принимала свой позор и свое унижение, и он надеялся, что она ничего не забудет, когда действие наркотика закончится.
Впрочем, даже если забудет, от этого ничего не изменится. Он взял ее, и, возможно, она даже забеременела. Утром придет горничная и увидит их в одной постели. Естественно, он сошлется на молодость и любовь… повинится в том, что согласился с планом Деборы воспользоваться отсутствием старших… Пусть она тогда попробует поспорить с ним или убежать от него… Они обвенчаются.
С этой мыслью Симон заснул.
Дебора открыла глаза, когда Симон еще спал. У нее болело все тело. Она пошевелилась и тотчас замерла, почувствовав рядом Симона. И все вспомнила… сразу же вспомнила. Отодвинувшись на край кровати, она перебирала в памяти события минувшей ночи. Что с ней было? Почему она позволила такое? Почему с готовностью подчинялась его фантазиям, нарушая все моральные принципы, которые составляли основу ее жизни? Что же ей теперь думать о себе? Неужели это насквозь испорченное существо она сама… Как же ей жить? Ее разум никогда не был особенно стойким и теперь не выдержал пытку ужасными воспоминаниями о прошедшей ночи. Дебора встала и, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, бросилась в ванную комнату. Ей было противно глядеть на себя, пока она с ожесточением терла кожу мочалкой. Но видения не отступали…