Оставаясь одна в доме, Элизабет обнаружила в себе гораздо больше от Калвертов, чем ей представлялось прежде. Она отремонтировала дом, установила отопление, наняла дизайнеров и накупила антиквариата взамен проданного. Прошло не очень много времени, и дом засверкал вложенными в него деньгами и вскоре должен был стать украшением журналов как образец традиционного английского вкуса. По крайней мере, в нем уже было то, что Симон определял для себя как «дом джентльмена».
Он приказал управляющему сообщать о продаваемых в округе землях, собираясь восстановить все, что разбазарил отец.
В Лондоне Элизабет тоже не сидела без дела, и вскоре дом времен Регентства, свадебный подарок ее родителей, стал едва ли не образцом элегантности в столице. Через два года чета Калвертов прилетела на Новый год в Лондон повидать дочь и ее мужа, и Симон с гордостью сообщил тестю, что в результате весенних выборов он не только будет членом парламента от своего графства, но и надеется к тому времени стать отцом своего первого ребенка.
Элизабет молча принимала поздравления отца и матери. Сама она не возражала бы подождать с детьми, ибо теперь большую часть времени проводила дома и очень скучала.
Симон же дома почти не бывал, и она ни о чем не спрашивала его… Собственно, ей было все равно. Элизабет уже поняла, что замужество было такой же ловушкой, как жизнь у родителей. Симон ей даже как будто нравился, но временами она отчаянно тосковала по свободе. А теперь какая свобода? Ребенок еще сильнее привяжет ее к мужу. Да и семья Калвертов не позволит развода, — не из этических, а из чисто финансовых соображений. Калверты всегда очень внимательно относились к своим бракам, ведь если они распадались, это наносило урон состоянию семьи, деньгам, которые собирали многие поколения. Развод в этом смысле ничего не дает, зато потерять можно много. Мужчины предпочитали удовлетворять свои сексуальные запросы с тщательно подобранными любовницами, не возражавшими оставаться в тени.
А вот женщины… Элизабет вдруг пришло в голову, неужели ее мать никогда даже не мечтала о любовной связи с другим, мужчиной? И она тотчас отмела этот вопрос как не имевший смысла. Попытавшись убедить себя, что ей повезло с привлекательным и обаятельным мужем, она неожиданно призадумалась о том, почему у них совсем нет друзей. У Симона множество деловых знакомых, но он редко приглашает их домой. И сами они почти не выезжают.
Об этом думал и Симон. Он восстановил свои оксфордские связи, чтобы не проиграть выборы, однако это еще не все. Ему нужна сфера влияния, нужна власть. Придется ублажать людей, чтобы приобрести их поддержку.
Симон посмотрел на жену. Если политик правильно выбрал супругу, он обеспечил себе половину успеха. Элизабет именно такая жена, какая нужна политику.
Она удивилась, получив от мужа весьма экстравагантный подарок на Новый год — нитку прекрасного жемчуга. Когда Элизабет родила сына, Симон добавил к этой нитке еще и серьги. А когда он обеспечил себе выборы, то у Элизабет появилась очаровательная брошь с ее инициалами.
Одна она знала о бесконечной — из месяца в месяц — череде обедов, где приходилось приятно улыбаться множеству людей, которых трудно было запомнить, и играть роль преданной жены обаятельного Симона Герриса. Женщины искоса поглядывали на нее, не понимая, что он в ней нашел, и Элизабет знала об этом. А сама думала о том, сколько из них отыскали дорогу к мужу в постель, но, в сущности, ей это было безразлично, — лишь бы он держался подальше от ее постели.
Однажды, вскоре после рождения Джайлса, он потерял над собой контроль из-за какой-то пустяковой ее промашки и ночью пришел к ней. Ту ночь Элизабет запомнила на всю жизнь. Правда, никому ничего не сказала, бессознательно чувствуя, что причина его жестокости не в воздержании, связанном с ее беременностью и рождением Джайлса. Симон намеренно делал ей больно и унижал своими прикосновениями и дикими требованиями.
Однако Элизабет — не невежественная, застенчивая девочка, вроде Деборы. Она отвергла его притязания. В результате несколько недель с ее тела не сходили синяки.
Симон был доволен своей жизнью. Наконец он сумел определиться. Окружающие относились к нему с почтением. Симон точно так же наслаждался маленькими преимуществами, которые обрел, став членом парламента, как наслаждался своим статусом, поддерживаемым состоянием жены. Впервые в жизни он начал понимать значение слов «довольство», «удовлетворенность». Больше Симон не вспоминал о Тиме. Эта часть его жизни осталась в прошлом. Подающий надежды молодой политик не имеет права на скандал.
Когда же ему надо было снять напряжение, он находил молодых замужних и незамужних женщин, разделявших его вкусы. Они всегда были под рукой, стоило только поискать, и хотя наслаждение Симон получал не совсем такое, как когда-то, все же он не мог пожаловаться на неадекватность замены.