– Ну да, наверное, – пожала плечами Прозор. – Так уж работает Боса: не показывается, пока не становится слишком поздно, чтобы удрать. Она еще толком не появилась, так что увиденное Дрозной, скорее всего, результат ошибки. Может, она выкатила пушки и проверяла их или что-то еще. Или абордажный отряд загружался в катер. Я, конечно, рассчитывала, что у нас будет немного больше времени, чтобы ознакомиться с барахлом призрачников. Недели там или месяцы. Но раз уж Фура решила, что достаточно нескольких минут, будем работать с тем, что есть.
Я боролась со стыдом, но он, должно быть, ясно читался на моем лице.
Труско убрал руку с пульта. Он все еще нервничал, ошеломленный тем, что произошло. Он всю жизнь избегал реальной опасности, а теперь она вдруг постучалась в его дверь, словно заждалась приглашения. Я подумала о том, как Ракамор воспринял известие о возвращении Босы. Капитан «Скорбящей Монетты» тоже не искал неприятностей, но разница была в том, что он был готов посмотреть им в глаза, когда они все же пришли.
– Мне надо было поторопить события. Если бы мы взяли на себя труд раздобыть барахло призрачников, а потом на нас напал бы другой корабль или мы отправились бы в какой-нибудь порт и все продали раньше, чем у Босы появился бы шанс нас отыскать… В любом случае я не собиралась ждать месяцами. Моя сестра у нее в плену, и после того, как она поступила с Гарваль…
– Что еще за… – начал Труско.
Прозор повысила голос:
– У всех нас есть вопросы, на которые мы бы хотели получить ответы, капитан. Некоторые важнее прочих. Но сейчас не время. Вы должны доставить нас в целости и сохранности на «Королеву», пока Боса не приблизилась. Значит, надо спешить, но так, чтобы спешка была незаметной.
– Потому что она уйдет и выберет другую цель? – спросила Страмбли.
– Нет, – сказала я и раздавила надежду, как давят пальцем жука. – Босе в основном нужен череп, и она не может причинить кораблю слишком сильные повреждения без риска испортить трофей. Она вас запугает, а потом пойдет на абордаж. К тому времени исход игры обычно предрешен, и Боса не рассчитывает на значительное сопротивление. Вот тогда-то мы ее и одолеем. Если мы дадим ей повод испугаться, она просто направит все свои гаусс-пушки на «Королеву» с расстояния в тысячу лиг. А от такого у нас нет защиты, даже с барахлом призрачников. Ближний бой – единственное противостояние, в котором у нас есть преимущество, и для этого ее нужно заманить на борт.
– Фура права, – сказала Прозор.
– Броня – это ключ, – продолжила я. – И еще эти острые штуки. Она ничего такого не ожидает. Но надо быть готовыми к тому моменту, когда причалим. А теперь плохие новости.
Труско издал замогильный смешок:
– Хочешь сказать, мы их еще не слышали?
– Нам придется влезть в эту броню. Пять наборов – все, что у нас есть, но больше и не нужно. Прозор говорит, что доспехи будут плотно облегать нас и сделают почти невидимыми. Загвоздка в том, что наши скафандры слишком громоздки. Мы не сможем их надеть, а это значит, что нам не обойтись без корабельной дыхали.
– Может, мы наденем доспехи под скафандры? – предложила Страмбли.
– Если твой скафандр сидит так же туго, как мой, то не получится. В любом случае это лишило бы нас главного преимущества брони – возможности ускользать от чужого взгляда.
– Капитан, – сказала Прозор, – не могли бы вы задать стабильный курс на несколько минут, пока мы будем примерять наши новые игрушки?
– Да-да, – пробормотал Труско. – Пока что мы летим прямо. Но я должен поддерживать контакт с Дрозной. Я так поступаю обычно.
– Ладно, – сказала я. – Но одно неуместное слово – и Боса заставит вас о нем пожалеть. Страмбли, разложи доспехи и выясни, что для чего предназначено. Мы с Прозор начнем выбираться из скафандров. Следи, чтобы не порезать руки об эти острые штуковины.
Броня и пушки были размещены внутри катера, в отсеках перед кормовой переборкой. Ракетные двигатели работали на самой малой тяге, так что полной невесомости не было, и это помогло все организовать. Я и Прозор занялись потным, грязным делом – сбросили с себя остатки скафандров, помогая друг другу, но не очень-то утруждаясь приятной болтовней по ходу дела. Это меня не удивило. Мы обе кое-что друг от друга скрыли: Прозор – ауспиции, я – «Рассекающую ночь». Но если быть откровенной с самой собой, мой обман был коварнее.
А еще я все честно объяснила. Я не была готова надолго затягивать эту историю с Босой. Было понятно, что для примирения с Прозор пары слов будет мало, и все же хотелось, чтобы она вернулась на мою сторону. Мне нравилось считать ее своей подругой, и я не могла смириться с мыслью, что Прозор считает мои действия предательством.
Пусть даже это оно и есть.
– Не понимаю, почему это должны были быть мы, – бормотала Страмбли, раскладывая доспехи и действуя скорее на ощупь, чем на глаз.
– Я мог бы задать тот же вопрос, – отозвался Труско.