Читаем Мститель полностью

Соня постучала в дверь, вызывая урядника, и вдруг резко развернулась к Шолому, и достала из своей сумки мешок с едой:

– Чуть не забыла! Это вам! Гостинцы!

Она подбежала к Шолому и нежно поцеловала его в щеку, обдав его ароматом каких-то, как показалось ему, сказочных духов.

Дверь открылась. И она исчезла за ней. Лязгнул замок. Лишь пакет с едой и запах её духов доказывали, что это не был сон.

Соня всунула уряднику червонец в руку и сказала:

– Я очень на вас надеюсь. Остальное после дела.

Усач довольно спрятал деньги в кармане брюк и ответил:

– Сделаем в лучшем виде, Софья Самуиловна! Не извольте беспокоиться!

Сон оказался вещим…

После побега Шолома переодели, дали денег на дорогу и хотели было переправить через границу, но Шолом отказался покинуть поле битвы. Он осел в городке Волочиске близ границы с Австро-Венгрией.

Шолом был не из пугливых и под старым псевдонимом Набат начал в городе нелегальную революционную работу. Он начал координировать распространение газет и листовок, оружия и денег между Волочиском, расположенном в Российской империи, и Подволочиском, находящимся в Австро-Венгрии.

У местного еврея Йоселя Винокура Шолом устроился на работу часовщиком. Йосел многократно пытался отговорить молодого и горячего парня от революционной деятельности, но все без толку. Вскоре Шолом организовал забастовку местных рабочих магазина тканей. И как это было в его родной Балте, в Волочиске Шолома снова сдали жандармам свои же евреи!

Шолом был снова брошен за решетку и просидел несколько месяцев в Волочиске. Затем его перевели в тюрьму Проскурова, а оттуда назад – в тюрьму его родной Балты. На этот раз ему грозила многолетняя ссылка в Сибирь. В ожидании приговора Шолом лежал на нарах и смотрел на бьющуюся в решетчатое стекло камеры муху. Неожиданно дверь отворилась, и охранявший его Микола гаркнул:

– Шварцбурд! Встать! К тебе посетительница!

Шолом вскочил на ноги. К нему снова вошла Соня!

Она еле улыбнулась и едко произнесла вместо приветствия:

– Какой же Вы все-таки непослушный и упрямый человек!

Шолом виновато усмехнулся.

– Я помогу Вам в последний раз! Запомните это! Еще раз не уедите за границу, и Вы сядете! И получите лет десять каторги! И погибните там от чахотки, тифа, проказы или Б-г весть еще чего!

Соня нахмурила свое лицо.

– Не хмурьтесь, Соня!!! Пожалуйста! Вы так прекрасны! Вы настоящая еврейская воительница! Как Двора, Эстер и Юдифь[78]!

Соня рассмеялась и взяла Шолома за руку. Он ощутил её теплые, нежные, ухоженные ладони в своих грубых и грязных руках.

– Вы очень… Очень дороги мне, Шолом! Это Вы герой!!! Я так… Так хочу Вам добра! Прошу Вас, спасите себя на этот раз! Ради меня! И ради Вашего папы!!! Я снова передала охранникам деньги. После нового года Вам снова откроют дверь! И Мендел снова Вам поможет! Поклянитесь мне!!!

Шолом поклялся.

Вскоре его выпустили и переправили через границу. В январе 1906 года Шолом впервые в жизни оказался в Австро-Венгрии, в Черновцах, сердце Буковины.

<p>Сцена 13</p>

«Что это за Австро-Венгрия такая?! Так испоганили наш идиш, что вроде бы и похоже отдаленно на идиш, но ведь совершенно же не идиш[79]! Все перевернуто, перекручено… А произношение? Гавкающее, лающее, жесткое!» – думал Шолом, слыша режущую речь австрийских полицейских, чиновников, служащих.

Шолом шел оформлять австрийские документы. Ему помогал в этом студент Шая, с которым он недавно познакомился.

Когда подошла его очередь, он вошел вместе с Шаей в маленький, но уютный кабинет. С портрета на него угрюмо глядел император. Лысоватый, с темными, жесткими усами, одетый в мундир, застегнутый на все пуговицы, перед ним за большим столом сидел чиновник.

– Ваше имя? – холодно спросил усатый представитель закона, листая папку с документами Шолома.

– Шолом, – ответил Шолом.

– Что это за имя такое?!

Чиновник покраснел от злобы. Но вмешался робкий и интеллигентный Шая.

– Господин чиновник, его зовут Самуил. Он просто еще плохо знает немецкий язык. Но прилежно учит. И поэтому его произношение хромает.

– Это уже лучше, – процедил чиновник, не поднимая голову от бумаг. А затем спросил Шолома:

– Ваша фамилия?

– Шварцбурд, – ответил Шолом.

Австриец поднял голову и встал из-за стола.

– Что? Шварцбурд? Такой фамилии не существует! Быть может, Вы хотели сказать, что Ваша фамилия Шварцбард?

– Пусть будет Шварцбард, – обреченно произнес Шолом и опустил голову.

Вскоре он получил австрийское удостоверение личности на имя Самуила Шварцбарда. Всю жизнь он был Шоломом Шварцбурдом, а стал Самуилом Шварцбардом… Типичная еврейская история…

Знакомые привели Шолома на интервью. Часовщики были в цене. Хитрый, бритый немец, сидевший в мягком кожаном кресле, хозяин фирмы часов, прищурился и спросил Шолома:

– Кто Вы?

– Я родился и вырос в России…

– Почему же Вы уехали из России?

– Я политический эмигрант.

Немец вскочил на ноги и заорал:

– Что? Что?! Политический? Вы революционер?! Нет! Нет, я не нуждаюсь в таких работниках!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза