Мрак под солнцем

И жил он неплохо. Для московского мажора у него была необычная машина — G500 Brabus восьмого года выпуска, машина осталась от отца, он ее не продал, отдал сыну кататься. Старая, даже старомодная, выделяющаяся в московском потоке машин угловато-мрачной внешностью. Была у него и отдельная однокомнатная квартира — девчонок водить, но он ее использовал редко, девчонка у него теперь была одна, съезжаться с ним она не хотела — ее семья жила на Новой Риге в коттедже площадью тысяча двести квадратов. Были у него и необычные друзья.

Те, по кому плачет двести восемьдесят вторая статья.

Дело в том, что Николай все ещё был уральцем. Ездил к бабушке — дедушке, отдыхал летом в горах — там и познакомился. Не то чтобы скинхеды, немодно это было в мажористой среде. Но парни дельные, не лезущие ни за словом в карман, ни за кастетом, если в рыло. И без кастета — с ног долой…

Последние события не то чтобы оставили Николая равнодушными — просто не до того немного было. В то время, как в Ростове-на-Дону стояли насмерть, убивали и умирали люди — Николай в компании сидел в спортивном баре и смотрел в записи матч английской премьер-лиги.

Место было… не то чтобы плохое, просто в Москве последних лет хороших мест для молодежи мало осталось. Если взрослые ходили в цивильные заведения, где нерусских было не так и много, а кто был с Кавказа — те вели себя подчеркнуто цивилизованно — то вот количество кавказской молодежи в Москве было уже таким, чтобы в лоб противостоять русским. Начала срабатывать демографическая мина, которую старательно закладывали в столице уже двадцать лет. Когда в кавказской семье четверо — пятеро детей, то в русской — один, хорошо если два. В поколении, которое такое допускает этого не заметно, одна семья и ещё одна семья — а вот как дети подрастут. Эти — росли хоть и в Москве, вроде даже коренными москвичами, но слишком во многих семьях говорили: вот подрастете и станете здесь хозяевами.

Они и подросли.

Играли Манчестер и Барса. «Цивильным» дядям полагалось болеть за «почти свой» Челси — а молодежь в основном болела за МЮ. Тем более, что в нем играл русский игрок по фамилии Дерябин. А в Барсе русских не было никого.

Шел второй тайм. Игра была тяжелой — конкретно тяжелой. В первом — британцы провели мяч в ворота Барсы, но судья не засчитал — офсайд. От этого — в далекой Москве чуть стекла бить не стали. Второй тайм начался с того, что обе команды ушли в глухую, вязкую оборону и не вылезали из нее. Матч был принципиален для обеих команд — но обе понимали, что в игре такого класса, скорее всего дело ограничится счетом ноль — один и не рисковали, огрызаясь контратаками. Смотреть стало менее интересно, и в Москве заказали ещё по пиву. Итальянцы выглядели более живыми — две замены и вообще первый тайм они в обороне отсиделись, сохранили силы…

Опасный прострел Барсы почти с середины поля — вызвал судорожный вдох — и разочарованный выдох. Вратарь мяч не взял — но он пролетел над самой штангой и ушел за ворота…

— А… мазила.

— Сам с такого расстояния попади… — авторитетно заявил Санек. Он играл в футбол на уровне первенства города и знал, что говорит.

— По пиву ещё что ли?

— Давай…

За пивасиком направили Димыча…

— Ну?

— Ноль — ноль.

— Ноль два.

— Ерунда. Один не забьют. Кто забьет?

— А Дерябин.

— Смеешься, что ли? Физилеро не пробить.

Вернулся Димыч с пивасиком на всех. Отхлебнули…

— Ну, чо?

— Можно домой идти. Облом.

— Не, досмотрим. А то как наши ползают — не посмотришь.

— Тут то же самое.

Другие столики — занимали в основном кавказцы. Отличить их можно было по недобро зыркающим во все стороны глазам, модной небритости и откровенной, вызывающей наглости. Русские, даже пьяные — никогда так себя не вели, выпив, они оставались в своей кампании. А вот кавказцам — постоянно требовалось что-то доказать другим людям.

Прозвякал телефон. Николай посмотрел — отец. Сбросил.

— Чо?

— Зов предков…

В этом поколении — модно было родителей не уважать…

Хлебая пивасик — все снова уставились на большой экран монитора над баром, на который давали изображение. Обе стороны — никак не могли выйти из обороны.

— Слышь, а Маринка твоя где?

Маринку свою Николай ценил. Красивая, пусть и балованная девчонка, дядя — зам. федерального министра понятное дело, что брат, он же отец Маринки — при делах. И при деньгах. Но у Маринки были свои закидоны. Одним из них было то, что она долго училась в Англии. Потом вернулась сюда — и понятия о жизни у нее было совсем не русские.

— Уехала, где…

— В Монако, что ли?

— Да какое Монако… — с раздражением сказал Николай — на Ставрополье, волонтером каким-то. Чтобы это все волонтерство…

Николай был подлинно русским — волонтерство он считал опасным бредом, тем более — на юге. Спросите у него про волонтерство и Кавказ — он вас расскажет, что к чему.

— Смотри, вот вернется…

Санек дал словоохотливому Генке локтем в бок. Тот все время под…вал, в том числе и не в дело. Начнется разборка, а тут и кавказцев полно — то-то они порадуются, смотря, как русские друг друга мутузят.

— Чо ты сказал…

— Да ничо.

— Проехали…