Можно тебя навсегда

     – Крош, в чём дело? – Машина снова перестраивалась к обочине, в этот раз свернула на просёлочную дорогу и остановилась. – Крош? – Богдан повернулся всем корпусом и впился тяжёлым взглядом в Женю. – Ты можешь пересесть ко мне? – Женя встрепенулась. – На минуту.

     Женя поёжилась от взгляда Богдана, попросту не поняла его. Едва ли он злился, но точно недоволен. То ли ею, то ли Тёмой, то ли ситуацией в целом. Зачем только она приехала, спрашивается? Вздохнув, выбралась из салона, заглянула в уже открытую переднюю дверь, ухватилась за поданную мужскую руку, отмечая краем сознания, насколько она тёплая, крепкая. Немного шершавая.

     – В чём дело? – Богдан терпеливо подождал, пока гостья заберётся в салон, устроится, долго ёрзая, наконец-то найдёт место для рук, устроив ладони на плотно сжатых коленях, вдохнёт, выдохнет, посмотрит на водителя, замрёт взъерошенным воробьём.

     – Я… – что ответить, когда лицо собеседника так мало выражает, взгляд же прожигает насквозь, пришпиливает к сидению, вынуждая не отводить глаз, перебарывая неловкость, страх, граничащий с отчаянием.

     – Это я, Крош, – вдруг улыбнулся Богдан.

     Именно так, как улыбался в Москве. На Новый год, наряжая дурацкий молочай, – глупая идея принадлежала Жене, – Богдан поддержал, словно постоянно наряжал на праздник кактусы, проходя третий круг на Рождественской ярмарке, ставя пакет с фруктами на стол. Именно ей улыбался, Жене, она была в этом уверена на сто, двести, миллион процентов.

     – Иди-ка сюда, – продолжил Богдан, отчего-то хрипло.

     Женя подалась вперёд, тут же оказалась в тёплых объятиях. Вся, целиком. Богдан был везде, вокруг неё. Спереди ощутила твёрдые грудные мышцы. Спиной, поясницей и чуть ниже – крепкие, широкие ладони. Носом – тягучий, немного горьковатый запах парфюма и того, что принадлежало индивидуально Богдану. Своей ладонью, поднявшейся к мужской шее – сильные удары пульса.

     – Я рад тебя видеть, – прошептал он на ухо, опалив горячим, Женя машинально подалась к этому дыханию. – Рад видеть тебя и Тёмыча, – добавил, назвав непривычное уху имя, Жене понравилось. Тёмка – для мамы, Ёлки, а для Богдана, мужчины – целый Тёмыч. – Правда, рад.

     – Мы не помешаем? – просипела Женя. – Тёма капризничает, плохо спит.

     – Не помешаете.

     – Ночами плачет.

     – Лёгкие разрабатывает, молодец.

     – Я серьёзно, – насупилась Женя.

     – Если серьёзно, Крош, вы мои гости. Если бы могли помешать, не позвал. Я не самый приветливый и гостеприимный человек, как ты знаешь.

     Справедливости ради, Женя это отлично понимала. Она не помнила, чтобы Богдан встречался с друзьями, рассказывал о приятелях. Чаще всего после работы он шёл домой, иногда к Лизе, порой ездил к родителям, к себе же никого никогда не звал, и вряд ли дело в условиях проживания. Просто человек такой – нелюдимый, сдержанный, отстранённый.

     – Тебе работать нужно, высыпаться не будешь. И брат… ещё.

     – Крош, если станет невмоготу, я найду, где поспать. Целый конезавод в моём распоряжении, – он улыбнулся. – Брат переживёт. Вы мои гости, я рад видеть тебя и Тёмыча, – повторил он. – Чёрт, Крош, я счастлив, что ты приехала! Нереально счастлив! – совсем другим тоном добавил, вдруг начав осыпать мелкими поцелуями лицо, скользя горячим дыханием у уха, к губам, по беззащитно откинутой шее. – Женька… Крош… – твёрдые ладони сжали сильнее, настойчиво вдавили в мужское тело, отправив стеснение в даль.

     Женя задыхалась, в ответ гладила по затылку, ероша жёсткие волосы. Скользила пальцами по шее и широким плечам. Едва не пищала от восторга, предвкушения, счастья, прижималась сильнее и сильнее, вдавливалась и тёрлась. В тот момент она была близка к тому, чтобы отдаться Богдану на переднем сидении автомобиля, на обочине трассы из Абакана к дому, где предстояло прожить ближайшие пару месяцев, позабыв про стыд и то, что на заднем сидении находится кресло с полугодовалым сынишкой.

     Тёмка напомнил взрослым о собственном присутствии жалобным писком, похожим на мяуканье котёнка. Пока Богдан приходил в себя, тяжело дыша, Женька перескочила назад, изо всех сил стараясь сбросить морок вожделения, а заодно избавиться от пылающих щёк и ноющего низа живота.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Безумие какое-то!

     Остаток пути Богдан ехал молча, Женя развлекала сынишку, рассказывала стихотворения, считалочки, простенькие сказки, отвлекала от недовольства яркими игрушками. Если Тёмка позволял, глазела по сторонам, особенно когда свернули с трассы. Показалось поле, усыпанное жёлтыми, белыми, кое-где синими цветами, на фоне всё того же длинного хребта невысоких гор, с другой стороны – сплошная, тёмно-зелёная полоса леса, даже издали пугающего, непроходимого.