— Хорошо, — кивнул он, давая понять, что мои причины его не колышут, это только его решение. — Возьму кого-нибудь из парней, — показал он на кабинеты, имея в виду менеджеров группы и безапелляционно добавил: — В этот раз. Сейчас ты важнее здесь.
Я великодушно промолчала, давая ему насладиться ощущением своей власти.
В офис зашли. Стали слышны мужские голоса.
— Да, приказ о вашей новой должности я уже подписал, — открыл дверь Пряник. — Катерина занесёт. — Достал из кармана телефон. То ли время посмотрел, то ли прочитал полученное сообщение. Поднял на меня глаза. — Пойду. Я же ещё компанией должен управлять, кроме этого.
Что он имел в виду, говоря «кроме этого»: кроме координации работы группы, кроме ухаживаний за вами, Кристина Валерьевна, или кроме выпечки тортов — так и осталось для меня загадкой.
И посыл я уловила. Но ещё с ним не закончила.
— А что мы ищем в документах? — показала на коробки «Экоса». — Я просмотрела, тут за несколько последних лет.
— Что угодно. Всё, что заслужит вашего внимания или покажется подозрительными. Исправления, помарки, несостыковки. С вашим умом и интуицией, думаю, это будет нетрудно.
— Но мне кто-нибудь поможет?
— Конечно. Все члены рабочей группы в вашем безграничном распоряжении, Кристина Валерьевна, — сказал он преувеличенно громко, чтобы его услышали, а потом добавил вполголоса: — Даже я, двадцать четыре часа в сутки.
Улыбнулся, откланялся и ушёл.
Вот зараза! И рта не дал открыть. Уже всё за меня решил. Всё предусмотрел.
И ты посмотри, как хитро выкрутился. Как ловко переобулся на ходу.
— О чём думаешь? — въехала на пятке в кабинет Таисия с вазой в руках.
— Как послать человека на хрен, чтобы он не обиделся.
— Скажи: «Иди на хрен и не обижайся!» — грохнула она тяжёлой вазой с водой о стол.
Вот именно так и сделаю, когда буду готова остаться без работы, без денег, без самоуважения. Да без чего угодно, кроме Миро̀. А пока… я покосилась на документы «Экоса».
Что бы я ни наговорила Мирославу Сарматову — я обещала его маме о нём заботиться. И она права: я за него убью. Поэтому должна знать, что ему грозит.
Плевать, что будет потом — сейчас я нужна здесь. Ему нужна.
Да играть на моих условиях с генеральным трудно: слабовата я против тёртого калача — Пряника. Но голыми руками меня тоже хрен возьмёшь. Ужин так ужин. Разницы нет: шоколадный торт у него дома или ужин в ресторане — план прежний. И он у меня есть.
Прянику ничего не светит.
Новая должность — отлично. Хороший оклад — супер! Допуск к операции «Купить «Экос» — спасибо, Стёпа! И ты прав: меня это ни к чему не обязывает. Я ничего не просила.
Сейчас он всё равно едет в командировку, а потом… потом я ещё что-нибудь придумаю.
— Зови, Тася, всех пить чай. С тортом, — включила я погромче радио.
Надеюсь, мой самурай тоже её сейчас слушает.
.
Oh, no, not I!... I will survive!
Oh, as long as I know how to love,
I know I'll stay alive…
I've got my life to live…
Аnd I've got all my love to give…
I'll survive. I will survive!.. Hey, hey..
К чёрту всё! Я приняла решение.
Может, я решила остаться в «Органико», когда поняла, что козёл, который меня чуть не изнасиловал, работает в «Экосе». И ничего ему не будет — козлы есть везде. Может.
Но до того, как говорила Миро̀, что мы не можем быть вместе, и его несчастное лицо разбивало мне сердце, до того как обещала его маме, что буду его беречь и точно до того, как увидела Еву, а он сказал: «Крис, уезжай. Пожалуйста» — я выбрала Миро̀.
Неужели он думал, что я так просто от него откажусь?
Или уеду с автосервиса, когда ему угрожают?
Ни за что.
Ринат обогнул здание и подогнал машину со стороны свалки металлолома. Мы с ним пролезли через дыру в заборе и вернулись в автосервис пешком.
Спрятавшись за разобранной машиной, я не слышала о чём Миро̀ говорил с Крокодилом, но зато видела, как Ева Крокодиловна на него смотрит: словно не знает, что крепостное право отменили ещё в 1861 году. Судя по печатям и обречённому лицу Миро̀, бумага, что она ему протянула, была далеко не вольная грамота, скорее наоборот.
Она села в машину и уехала. Миро̀ пробежал по листу взглядом, закрыл глаза, уронил руку с документом, выдохнул и побрёл домой. И не было на земле в тот момент человека несчастнее.