Можешь мне присниться? (ЛП)

— Кумирша. Тейлор Свифт. У меня и дня не проходит, чтобы я не слушала какую-нибудь из ее песен. Она американка, как и я, хотя она родилась в Пенсильвании, а я в Миннесоте, в городке Уодина.

— Ты американка? Но у тебя нет акцента.

— Потому что я с трех лет жила в Мадриде. От американского у меня осталась только семья и внешность. Официанты из кафе на площади Майор разговаривают со мной по-английски.

Рауля не удивляет рассказ Венди, он и сам подумал об этом раньше.

Какое-то время ребята говорят о жизни в Мадриде и Америке, о местах, куда им хотелось бы поехать. Венди кажется очень приветливой и милой. В манере говорить и печальном взгляде этой белокожей девушки с апельсиново-оранжевыми волосами проскальзывает определенное безучастие и отрешенность, но у Рауля она вызывает симпатию.

— Значит, ты хочешь стать кинорежиссером.

— Да, режиссура – моя самая большая мечта, хотя я знаю, насколько трудно этого добиться.

— Я тебя понимаю. Я тоже мечтаю об этом. Да, будет непросто, но надо постараться осуществить мечту всеми возможными способами.

— Не знаю, есть ли у меня столько сил, как у тебя, – признается девушка, снова отводя волосы за уши. Рауль уже понял, что она делает это по привычке. Говоря, Венди повторяла этот характерный для нее жест несколько раз в минуту.

— Нужно быть оптимистом и верить в то, что хочешь.

— Я верю в то, чего хочу. Проблема в других, потому что они не верят в меня.

— Это неправда, а то, что ты здесь, и это не просто так, служит тому доказательством.

— Все равно только мы с тобой представлены на фестивале.

Парень заразительно хохочет, вслед за ним смеется и девушка, хотя не так неудержимо, как Рауль. Венди откидывается назад и искоса поглядывает на своего спутника. Она думает о том, что лучшего соперника в борьбе за первый приз у нее и быть не могло.

— Могу я узнать, о чем твой фильм? – Рауль давно хотел задать этот вопрос и вот теперь решился, испытывая к девушке чуть больше доверия.

— Почему бы нет, можешь, конечно. В фильме рассказывается о девушке, которую никто не понимает, – отвечает Венди, на секунду отводя свой взгляд от Рауля.

— Это автобиография, верно?

— Больше, чем хотелось бы.

У Венди вырывается невольный вздох, а по губам проскальзывает печальная улыбка. Руки девушки беспокойно теребят наушники, то сворачивая их в петли, то разворачивая обратно.

— Все мы когда-нибудь чувствовали себя непонятыми.

— Возможно, но я чувствовала себя такой всегда, в том и проблема.

Все это кажется Раулю очень знакомым. Это часть истории его самого и его друзей. Ни одного из них никто не понимал, пока они не создали свой клуб. Он-то понимает, каково Венди, и от души хотел бы ей помочь.

— А как называется твой фильм?

— Я много думала об этом и, в конце концов, решила назвать его… “ Непонятая”.

Глава 19

Нейт Робинсон живо расправляется с еще одним пончиком с шоколадом, а Валерия насмерть поражена его ненасытностью. Как столько еды в него влезает, и куда она девается? Он стрескал уже семь пончиков, включая этот последний. Судя по тому, что он сказал, это его обычные полдники.

— Я могу заказать себе еще порцию? – спрашивает парень, с сожалением глядя на Сесара и призывая его к состраданию.

— Еще одну? Ну ты даешь!

— Так ведь я с полудня ничего не ел.

— Если хочешь, заказывай, только платить будешь сам...

— А разве ты не приглашал нас перекусить?

— Я плачу за свой горячий шоколад и кофе Валерии, а за себя ты платишь сам.

— Это чистой воды мачизм! [прим: мачизм – проявление превосходства мужского пола во всех видах]

Слушая горькие сетования Нейта, Валерия смеется. Кажется, этот парень сошел с телеэкрана из какого-нибудь американского ситкома девяностых. Он вполне подошел бы на главную роль в “Принце из Беверли-Хиллз” или в “Делах семейных”. Они с Сесаром абсолютно разные. Один из них рослый, красивый, с загадочным взглядом, словом, яркая личность; другой – невысокий, чрезмерно шустрый, но физически слабоват. Однако заметно между ними небывалое единство.

— Вы давно знакомы?

— Очень давно, – быстро отвечает Нейт, – даже слишком. Я уже и не помню, когда это случилось, и сколько лет тому назад.

— Восемь лет, в декабре будет девять.

— Тогда мы были совсем мелюзгой.

— Да, в то время твои волосы были естественного цвета, – небрежно роняет Сесар, отхлебнув из чашки шоколад.

— Верно, были, и пушка в заднем кармане штанов была.

— Ты носил с собой пистолет? – встревоженно спрашивает Вал.

Друзья переглядываются и весело хохочут.

— Куда там! У меня отродясь его не было. Ты думаешь, у нас здесь Балтимор?

— Это всегдашняя шутка для непосвященных, – признается Сесар. – Я ему подыгрываю, а иначе он обидится.

Ну и парочка! А она тоже хороша – всему поверила. Как была простофилей, так и осталась. А хуже всего, что теперь она покраснела как рак, и это снова заметно, а горячий кофе, что она пьет, все только усугубляет.