Московский завет

- Отчего же потеря? Разве мы разбрасываемся столь бесценным реквизитом? - Мюрат повернулся к Себастьяни. - Генерал, мы остаемся здесь ночевать. Велите разбить бивак.

- Возможно, сир, еще успеем быстро разобраться с повозкой и сможем выступить еще до наступления ночи, - осторожно заметил Себастьяни. - Может, повременить с биваком?

- Не думал, дорогой Орас, что вы так скоро утратите вкус к походной жизни и предпочтете звездному небу московскую гарь. - Лукаво усмехнулся Мюрат. - Ко всему московские дороги разбиты донельзя, и если мы отправимся по ним в потемках, то погубим весь наш драгоценный трофей. Не правда ли, месье Лесюэр?

- Совершенно верно! Подводы перегружены донельзя, если двинемся в темноте, то наверняка весь реквизит будет испорчен!

Композитор торопливо поддержал маршала, в большей степени опасаясь ночных вылазок русских, чем переживая о сохранности бутафорных кукол Ростопчина. Затем, чтобы случайно не навлечь гнев генерала, вежливо откланялся, направляясь к суетившемуся возле повозки конвою.

Оставшись с Себастьяни вдвоем, Неаполитанский король указал на лежащую у дороги поляну.

- Пусть, дорогой Орас, бивак под русским небом поможет нам проникнуть в замыслы наших противников, раз они ночуют под этими же звездами и доверяют им свои сокровенные чувства. - Мюрат посмотрел генералу в глаза и перешел на шутливый тон. - Ко всему следует не упустить превосходную возможность поближе познакомиться с захваченными актерами, которых Судьба предоставила для нашего великого представления. Согласитесь, мой друг, что русскую дорогу следует уважать хотя бы за то, что она способна преподнести своим путникам!

Себастьяни согласно кивнул и незамедлительно отправился выставлять дозорных и разбивать бивак.

***

За дымящейся кружкой пунша Себастьяни неторопливо рассматривал гостей, приглашенных Неаполитанским королем к своему костру. С любопытством изучал переодетых в цыган русских актеров, в которых легко угадывались московский генерал-губернатор с неизвестным ему низеньким спутником, как две капли воды похожим на Бонапарта.

От опытного генеральского взгляда не укрылось, что Ростопчин был в состоянии легкого помешательства и не понимал, где находится, и что с ним происходит. Такое часто случается с неуравновешенными натурами после сильнейшего потрясения. Впрочем, человек может временно лишиться рассудка и от глубокой контузии. Обезумел же Неаполитанский король от попадания в голову обычной еловой шишки. Вот и сейчас, почти спустя неделю, его ум не стал прежним, а заблудился между засевшими в голове фантомами Мюрата и Наполеона…

В своем нынешнем состоянии толку от московского генерал-губернатора не было никакого, впрочем, как и от его спутника, ошалевшего от пережитого двойника французского императора.

Странные мысли закрадывались в голову Себастьяни, и он сам себя спрашивал: «Зачем московский генерал-губернатор вместе с двойником Бонапарта прогуливались в окрестностях Москвы, да еще и переодетыми цыганами?»

Поначалу и сама ситуация, и ее персонажи выглядели безумием чистой воды, но когда Себастьяни попытался представить, что в армии существует еще одна группа заговорщиков, решивших подменить Наполеона физически, то все сразу же становилось на свои места. Теперь случайный трофей Мюрата автоматически превращал его в лидера второго, пока неведомого ядра заговорщиков, которые очень скоро станут искать расположения Неаполитанского короля и, вероятнее всего, согласятся признать его своим императором.

Себастьяни сам не мог поверить, что политический расклад поменяется в одну неделю, а причиной тому станет стычка Мюрата с русским мужиком на безымянном мосту и нелепейший выстрел еловой шишкой, которую старик выстрелил из допотопного мушкетона. Впрочем, если бы тогда Себастьяни добросовестно доложил о приключившемся помешательстве Наполеону… Но едва оправившийся от опалы генерал не желал портить победные рапорты и становиться гонцом, приносящим дурные вести.

В конце концов, за происходящие события Себастьяни себя не винил. Он прекрасно помнил, что когда приключился испанский скандал, за него никто не вступился, и его висевшая на волоске судьба ровным счетом никого не интересовала. Вчерашние приятели с нетерпением ждали его скорейшего и бесславного конца, который бы не принес им никакой пользы или выгоды.

«Зачем, почему?» - На эти вопросы не было разумных ответов. По-видимому, подлость и желание насладиться чужой катастрофой есть природное свойство человеческой души.

Из безвыходного положения его спасли исключительно собственное мужество и присущая уму хладнокровная расчетливость. На них он рассчитывал и теперь. А судьба империи… Пусть император и Франция позаботятся о себе самостоятельно!