– Когда я встретила тебя на концерте и ты сказал, что пришел из-за Николаса, у тебя на лице была написана такая надежда… что он тоже придет. Ты надеялся там его увидеть, да?
Я не ответил.
– Сколько лет прошло?
– С чего?
– С тех пор, как вы жили в Дели, с тех… ну, не знаю, шести месяцев…
– Одиннадцати, – поправил я. Майра выудила из кармана сигарету и зажигалку. До этого я никогда не видел ее курящей. Ветви танцевали на ветру вокруг нас.
– Я была в точности такой же, как ты. Николас был для меня… как дыхание. Мы встретились в Лондоне, на концерте, где я выступала. Он сказал, что, пока я играла, смотрел лишь на мои пальцы и губы. – Она выдохнула тонкий клуб дыма. – Мне был двадцать один год, и я думала, что встретила бога. Он был так безукоризненно идеален… я не могла поверить, что он настоящий. Мы были не такими, как другие люди… другие пары… с ним я смотрела на мир издалека, чувствуя, что весь мой мир заключается в нем, что он – все, чего я хочу, и что я могу дотянуться до своей мечты, коснуться ее. Все было так просто. И это продолжалось… пока однажды он не сказал мне, что уезжает в Индию, чтобы заниматься научной работой, – она наклонила голову, посмотрела вдаль на что-то, чего я не видел. – Ты когда-нибудь считал время? Я имею в виду, по-настоящему считал минуты, дни, будто твоя голова превратилась в огромные песочные часы? Я каждый день писала ему письма… иногда рвала и выбрасывала, боясь, что они могут его расстроить… иногда отправляла.
– Ты писала ему письма?
– Постоянно.
Несмотря на то что был полдень, небо затянулось тучами, солнце быстро скрылось за низкими стегаными облаками. День светился тихим сиянием, идущим из ниоткуда.
– Одно время, – продолжала она, – я хотела устроить ему сюрприз, прилететь в Индию, чтобы его увидеть. Я была полна им, и только им, и в разлуке мне казалось, что в меня впились миллионы игл…
Я вспомнил тот день на лужайке, когда Майра в сером платье вышла нам навстречу, еще сонная.
– И ты прилетела.
Она кивнула.
– В тот декабрь… он был таким злым. Я никогда не видела его… вообще никого… настолько злым, – ее голос был мягким, будто она говорила сама с собой. Я мог лишь представить себе его злость; он никогда не обращал свой гнев на меня, мне доставались лишь вспышки его неожиданной мрачности, резкого нетерпения. Майра вновь потянула за ветку и отпустила.
– Я сама себе придумала иллюзию счастья… он был в ярости оттого, что я сюда заявилась. Я ничего не понимала, ничего не могла сделать. Я была там и не могла уехать – по крайней мере он не требовал, чтобы я уехала. Помню, в то утро он ушел… не знаю куда… и вернулся успокоившимся, сказал, что нам нужно обсудить некоторые вопросы. Что я должна представляться его двоюродной или сводной сестрой, что люди в Индии консервативны, и будут разговоры, и они не одобрят, если мы будем жить в одном доме, не являясь родственниками.
– И ты ему поверила?
– Я поверила бы чему угодно, лишь бы его успокоить и поднять ему настроение. – Она докурила сигарету, прошла сквозь навес. Наши сапоги хлюпали по бесконечной грязи, над нами витал густой, сладковатый запах навоза. Холмы вдалеке казались раскрашенными, затуманенные легкой, прозрачной дымкой. – Сначала я не знала, что думать о тебе. Когда я спросила Николаса, он ответил, что ты в тяжелом состоянии… тебе очень плохо… что он спас тебя, когда ты пытался покончить с собой. – Майра остановилась, повернулась ко мне: – Это правда?
– Не совсем так.
Она не шевельнулась.
– Нет. Я не пытался.
Она продолжила путь.
– Он сказал, что ты ему очень сильно благодарен, что у тебя возникла от него психологическая зависимость и он боится нарушить твое хрупкое равновесие и вновь тебя ранить, так что я должна хорошо к тебе относиться, – она улыбнулась, – он называл тебя своим питомцем.
– Конечно, мне было тебя жалко… но иногда я ревновала, меня раздражала ваша странная близость… что-то здесь было не так… но я не могла понять что, – ветер швырнул прядь волос ей в лицо. – Теперь я понимаю. Вы ведь… ты и он… да?
Ручей остался далеко позади, мы приближались к пустому, широкому полю, размеченному ровными бороздами. Все было видно как на ладони.
– А Эллиот? – тихо спросил я. Она перегнулась через ворота, прижалась животом к железной ограде. Будто тянулась за чем-то, чего не могла схватить.
– Когда Николас вернулся из Индии, мы какое-то время жили вместе в Лондоне. Я заканчивала музыкальную школу, и несколько месяцев все было хорошо – ну или мне так казалось. А потом внезапно, как это часто бывает… отношения испортились. Он стал срываться на мне, ну… не знаю… за то, что я забыла помыть чашку. Какие-то глупости, перераставшие в скандалы… мы ругались, он уходил, я уходила… страшно представить, как мы могли все это выдержать… эту бесконечную, беспощадную битву. Мы, как солдатики Эллиота, вечно сражались, чуть приходили в себя и продолжали бой. А потом он ушел. Исчез без следа и больше не вернулся.