Морской конек

Я ответил ей поздно вечером. Сказал, что я с радостью отдохну от города. Если она пришлет мне свой адрес, подскажет, где можно с комфортом разместиться… Уже на следующее утро меня ожидал ответ.

Она предложила остановиться в гостинице неподалеку от ее дома, небольшой, но насколько ей известно, очень уютной, на три дня, чтобы мы могли, вне зависимости от погоды, съездить на болота… которые стоит посетить. Я забронировал онлайн гостиницу и билеты и стал ждать.

Спустя неделю после Рождества я выехал из Лондона. Дорога пролетела как одна секунда. Прибытие на вокзал Паддингтон, огромные черные табло с оранжевыми буквами – поезда задерживаются или отменяются из-за наводнения, мой каким-то чудом отправлялся вовремя – и наконец распахнувшиеся передо мной дверцы турникета.

В вагоне я нашел место у окна, поставил стаканчик с кофе на складной поднос и выглянул наружу. На мгновение, остановившись во времени, я подумал, что мы уже движемся; как бесшумно это произошло, как быстро. Но потом я понял, что это отъезжает поезд на соседней платформе – он уехал в затихающем облаке шума и лязганья, а я так и остался на том же месте.

Вагон пропах сыростью, и я сомневался, что он когда-нибудь высохнет. Мужчина в развевающемся черном пальто читал «Таймс», женщина кормила малыша, сидевшего в коляске, две совсем юные девушки хихикали друг другу в уши, делясь тайной за тайной, долговязый молодой человек с гитарой в футляре вошел, огляделся и вышел.

У меня не было при себе книги, только задание для журнала. Нити, подумал я, придется подождать. Я не был уверен, что у меня будет время поработать над статьей. И вообще не совсем понимал, чего ожидать от следующих нескольких дней.

Уезжать из Лондона поездом было все равно что выбраться из внутренностей города, все еще покрытого индустриальной грязью Викторианской эпохи. Дорожные пути, похожие на бесконечные обнаженные жилы, пересекались и пересекались у подножия многоэтажных зданий с шумными комнатами за грязными занавесками. Сквозь некоторые окна я мог разглядеть людей, смотревших телевизор. Это навевало воспоминания о полузабытой антиутопии. Иногда в пустых комнатах оставляли экран включенным, и фигуры на нем танцевали, как безумные призраки.

Порой на пути попадались склады с автостоянками, огражденными высокими заборами. На некоторых сияли красочные призывы перевешать всех банкиров.

В этот город приплыл кит и погиб.

Медленно, как долгий выдох, здания рассеялись, и замелькала дикая природа: луг за забором, несколько голых дубов, клочок открытого пространства – а потом оно раскрылось и потянулось до горизонта. Летом это все, должно быть, выглядело иначе, кипело и бурлило жизнью, но даже сейчас меня удивила тихая, приглушенная красота земли, промываемой дождем, пока не остались лишь самые простые, строгие цвета. К вечеру над полями поднялся легкий туман, серебристая аура земли.

То, что я видел сквозь стекло, мне нравилось. На этом пространстве царили тишина и покой.

Мы останавливались на станциях, которые становились все безлюднее и безлюднее. Однажды пришлось пересесть на автобус, потому что железнодорожные пути на этом участке были затоплены. Кто-то говорил, что прогноз погоды обещал продолжительный дождь. Порой я дремал, убаюканный покачиванием поезда, тихим ревом мотора.

Выйдя на маленькой, пустынной станции, я ждал на платформе, зимний свет уже угасал. Я был почти у цели, остался лишь самый маленький отрезок пути. Заморосил дождь, робкий, нерешительный. Майра предложила подвезти меня – тут можно не поймать такси, – но я уверил ее, что справлюсь, мы встретимся на следующий день в деревне и вместе сходим пообедать.

В поездке мир быстро отстает. Я часто думал, что время можно легко изобразить как движущийся поезд. Естественный свет снаружи тускнеет, пока не сравняется с искусственным светом внутри. Пассажир, глядя в окно, видит одновременно две картинки. Размытый пейзаж, проносящийся мимо, и интерьер вагона, отраженный в неподвижных обитателях.

Движение и покой. Одновременно. Движение и покой.

Когда я приехал, тьма уже плотно обернула день. Дверь поезда распахнулась, вышли несколько человек. Я отошел в сторону, давая пройти пожилой даме с магазинной тележкой. Не считая открытых ворот, все на станции казалось закрытым и пустым, погруженным в себя. Я шагнул в странный, крошечный мир, во всех отношениях полностью противоположный Лондону. Меня пронзила дрожь от холода и мимолетной паники. Я еще никогда не чувствовал себя настолько одиноким.