Морской конек

Подборка сочинений Шенберга… Струнный квартет № 1 ре мажор, соч. 7, Струнный квартет № 2 фа-диез минор… Эндрю Драммонд, Майра Темплтон, Элейн Паркер, Оуэн Ли. Я искал их в «Гугле». Эндрю, как Майра и Элейн, был выпускником Королевского музыкального колледжа. Он играл на виолончели. Оуэн учился в Сент-Эндрюсе. Вторая скрипка. Элейн, стало быть, первая. «Гардиан» называл их существенным достижением, а «Индепендент» – неизменно изобретательным коллективом. Они выступали вместе уже пять лет – на концертных фестивалях по всей стране, даже несколько раз на «Би-Би-Си Промс». Я погуглил и фото, посмотрел, как выглядят участники. Роскошный мужчина, на вид дружелюбный, с галстуком-бабочкой, другой мужчина, кудрявый брюнет, выше и меланхоличнее первого, хрупкая девушка со светлыми локонами, ниспадавшими по обеим сторонам лица, словно занавески. И Майра, все такая же красивая, с волосами цвета осени.

Слева от меня села женщина средних лет в мягком платье в цветочек, а место справа от меня оставалось пустым. Все остальные были заняты. Я взглянул на дверь, ожидая увидеть знакомое лицо, но видел только чужие. На сцене тщательно отрегулированные огни освещали стулья, микрофоны и нотные пюпитры. В углу блестело пианино. Была половина восьмого, но, возможно, они задерживались на несколько минут.

Наконец на сцену поднялась дама в темно-синем костюме: юбке и жакете.

– Добрый вечер, дамы и господа… добро пожаловать на наш концерт.

Музыканты поднялись на сцену, заняли свои места. На секунду я забыл даже о пустом месте рядом со мной. Майра. В простом черном платье с воланами у шеи, скромно доходившем до колен. Я и забыл, какая она миниатюрная. Ее волосы теперь были длинными, стянутыми серебряной повязкой, на которой, когда Майра наклонилась к пюпитру, заиграл свет. Дама представила их, они по очереди поклонились, дождались завершения аплодисментов. В зале воцарилась тишина, а место слева от меня горело пустотой.

Может быть, его займут после антракта? Вдруг Николас не успел к началу?

Первое произведение, сообщала программка, было необычно тем, что создавалось в едином порыве. Оно немедленно бросалось в движение, инструменты сплетались в нервном беспокойстве. Ноты взмывали вверх, и это захватывало, но не пугало – они цеплялись одна за другую, продолжались, как бесконечная катушка ниток. Или ряд настойчивых вопросов без ответа. Я смотрел на Майру – ее движения, внезапно знакомые, навевали воспоминания о вечерах в бунгало. На ее лице была написана та же сосредоточенность, хотя чего-то не хватало. Страсти к произведению. Может быть, она не любила Шенберга так, как Брамса.

Где-то на середине первой части я закрыл глаза. Я понимал, почему им требовался антракт – это было мучительно тяжело. Это было как сон, в котором за мной следили. Шенберг ясно давал понять, что его произведению не вырваться. Его сдерживали, сковывали ноты, порой разрешая перелиться через край, но не давая взлететь.

Когда все закончилось, я открыл глаза; зрители громко аплодировали, квартет стоял и улыбался. На секунду мне показалось, что Майра меня видела, что наши глаза чудесным образом встретились, но она отвела взгляд.

– Спасибо, мы вернемся через пятнадцать минут, – сказала Элейн, заправляя прядь волос за ухо. Ее серебристо-зеленое платье на свету казалось прозрачным.

Я поднялся, побродил немного вокруг, сходил в туалет. Я не сомневался, что, когда вернусь, Николас будет здесь.

Я тянул время, поднялся наверх, дошел до туалетов на втором этаже, постоял у стойки с кофе. Медленно спустился вниз, прошел по застеленному ковром коридору, вернулся в зал, пахнущий деревом и затхлым бархатом. Место слева по-прежнему было пустым.

Я ощутил внезапный обжигающий гнев. Надо уходить. Нет никаких причин тут оставаться.

Но у двери я остановился и повернулся – Майра вышла на сцену, за ней последовали остальные.

Май-ра.

Я покорно побрел назад.

Следующее произведение было написано, когда Шенберг узнал о предательстве жены; она завела роман с их другом и соседом, молодым художником. Оно было наполнено болезненными всхлипами, резкими падениями, мрачными парящими нотами. Порой оно становилось ритмичным, как сердцебиение. Я молча слушал; я не понимал цели этого вечера.

Почему Николас заставил меня прийти сюда, чтобы снова меня предать?

Марионетка. Вот кто я для него. Лучше бы мне было не принимать его приглашение, лучше бы мне было не появляться.

Хотя, в конце концов, я мог пообщаться с Майрой. Мне нужно было с ней поговорить. Я решил дождаться, когда концерт закончится, и посмотреть, что будет.

Музыка наконец оборвалась. Зал наполнился долгим грохотом аплодисментов. Квартет поднялся, с улыбкой поклонился несколько раз, и участники по очереди сошли со сцены.