Морриган

Она никак не могла взять себя в руки. А нужно было сделать это как можно скорее, пока иллюзия города не исчезла. Нужно было создавать все новые и новые улицы, чтобы пришелец блуждал в них. На другие заклинания времени не было. Городской лабиринт бывал ловушкой и для своего создателя.

Гораздо легче пообещать, чем выполнять обещанное. Из улочек никто больше не выходил, все так же не бросалась в глаза прямая дорога в сторону до обидного близкого замка. Трудно будет идти к Морриган. Губерт не стал прятать меча. Он прошел несколько поворотов, затем вернулся. Понятное дело, улочки изменились. Нет, такая тактика ни к чему не вела. Он будет ходить по ним, словно лошадь в шорах, пока не заснет. И вот тогда на него нападут как на загнанную лису.

Может стоит притвориться спящим — если придут другие воины Морриган, тогда он возьмет пленника. И тщательно допытает его. К счастью, они не были такими уж страшными вояками, как говорила Аля. Они совершенно не умели сражаться, так, батраки с вилами. Нужно поиграться в охоту. Губерт пожалел, что не принимал участие в многих охотах и тут же назвал себя придурком. Сейчас он как раз участвовал в охоте на свою жизнь — то ли самой большой, то ли вообще в последней. Радовало лишь то, что роли зверья и охотника пока что не были точно определены. Впрочем, если сейчас они выйдут на него, то наверняка возьмут с собой парочку арбалетов. Так что лучше не приближать этот момент.

Как это сказала Аля? «Либо лабиринт реагирует на наши мысли, словно мои дверные замки, либо его творит Морриган, следя за нашим поведением». Вопрос, что из этого следует и как установить, какая версия является правдивой? Губерт решил, что если лабиринт творит Морриган, то в конце концов она устанет, или у нее закончатся идеи. Нужно лишь заставить ее работать побыстрее. Тогда, возможно, удастся найти к ней дорогу.

А если лабиринт реагирует на его собственные мысли, тогда, наверняка, им можно как–то управлять.

Для начала рыцарь выбрал вторую возможность и предположил, что то, что управляет улочками, желает все сделать ему на злость. А чего ты сам боишься? Умираю от страха, когда мчусь на копья пехоты. Что бы там ни было, он почувствовал явное облегчение, когда за следующим перекрестком не увидал плотного строя пикинеров. Следовательно, либо лабиринт не реагировал на его страхи, либо… а вот этого Губерт особо не боялся.

Все время он не оставался на месте, все время шел, неожиданно заходил в закоулки, готовый встретиться с очередными людьми. Только никто уже не появился. Может быть Морриган и не была такой уж сильной ведьмой… Хотя, год назад недоучившаяся Алисия одним жестом сбросила с помоста двух вооруженных стражников столь быстро и умело, что те исчезли за горизонтом. Так что недооценивать волшебниц, какими бы они ни были, не стоило. А собственно, почему эта не поступила точно так же? Губерту вспомнился его первый поединок. Тогда он вызвал известного забияку — в первом же столкновении он промахнулся всего лишь на волосок, и противник начал отступать, пока не молодой поединщик не загнал его в угол. И вот тогда он по–лучил на всю катушку — от пацана, которым пренебрег. Впрочем, Губерт тоже хорошенько получил по голове — от мастера Якуба, за глупость. После чего учитель через пару дней объяснил, что не всегда встречаешься с самовлюбленным идиотом. Но, может, с Морриган удастся и во второй раз?

Губерт продолжил эксперимент. Если ему хочется проверить, подслушивает ли лабиринт его мысли, он должен… Ну именно. Что он должен? Он должен забрать отсюда Алисию туда, куда Макар телят не гонял — где бы это ни было. Еще нужно было перестать перебирать в памяти прошлые ошибки и наконец–то достать Морриган, пока та не воспользуется Алей в качестве козырной карты в торгах. Или до того, как колдунья отыграется на девушке за тех шестерых бандитов. После этого Губерт еще раз назвал себя дураком. Если бы это было при свидетелях, то наверняка бы сам себя вызвал на поединок и кроваво бы отомстил за оскорбление. Только дурак с честью дураком быть не перестает, разве что имеет еще чем гордиться. К сожалению, и этого не следовало перед собой скрывать — он был дураком. Ведь сейчас он сам дал причины для мести тому, кто мог себе позволить такую месть устроить.

Он должен… не любить Алю. Только так мог он спасти ее перед несчастьем со стороны здешней магии. Только он ее любил. Подобного рода открытие застало его врасплох. Губерт любил слушать трубадуров, их выдумки позволяли отдохнуть и помечтать, но он никогда не соотносил их с собой. А истина выглядела такой, что он весь этот год тосковал по волшебнице. Теперь же его бесило презрительное отношение и отсутствие взаимности. Но юноша был готов даже… извиниться за глупые слова, не ожидая, пока девушка извинится сама.

Ситуация, похоже, лучше не становилась. Впервые в жизни он попал в историю, в которой не было никакого смысла и шансов на заработок, все из–за глупого каприза, словно какой–то странствующий рыцарь. И он не спас девушку от беды. Мало было шансов, что еще до сих пор не изнасиловали…