Челобитский, сильно шатаясь, вышел в коридор, где споткнулся о труп, а когда попятился в сторону, задел ногами и второй, после чего сам очутился на полу. Это второе мертвое тело ему что-то напоминало. Собственное пальто в клеточку наконец сообразил Владлен Владленович. Но почему из него торчат руки, ноги и голова с тремя дырками во лбу? Мало того, что воротник кровью измазан, еще, наверное, и подкладка испорчена! И вообще… Пока Челобитский усиленно старался понять, что все это означает, в дверь раздался противный стук. "Надо бы здесь подмести", – с тоской подумал хозяин, глядя на трупы, но сил подняться не было. Так барабанить в квартиру могли только милиционеры или бандиты. И то, и другое означало смену политического имиджа, возможно, вместе с ушами.
– Занято! – пискнул кандидат, не придумав ничего лучшего, но дверь отворилась и без его участия. Остатки замка вывалились внутрь, а порог переступил Косов.
– Фу ты! – выдохнул Челобитский, едва не крестясь. – Как ты меня напугал! Надо ведь по-интеллигентному.
– Лежит на полу рядом с двумя трупами и рассуждает о культуре общения, – изучив обстановку, после минутной паузы ответил Косов. – У вас тут что, собрание Фонда Рерихов проходило? Жарко поспорили с оппонентами?
– Не знаю, – утомленно признался Челобитский. – Голова трещит… Пальто испортили.
– Жена отстирает. А вот от мокрого дела тебе вряд ли отмыться. – Косов пребывал в некотором недоумении: в одном из покойников он признал киллера Васю, но второй был ему не знаком. В руке зажат пистолет с глушителем, шея свернута набок. Стрелял, очевидно, он. Еще один пистолет валялся возле тумбочки.
– Я спал, – сказал Челобитский, поднимаясь на ноги. – Ничего не слышал. Никого не видел.
– Это ты будешь следователю рассказывать, в гестапо, – похлопал его по плечу Косов. – Там спешить некуда, послушают. Только мой тебе совет: когда начнешь колоться, а по моим расчетам это произойдет после второго удара табуреткой, не бери на себя все сразу, включая подготовку взрыва Останкинской телебашни. Соглашайся только на десяток-другой серийных убийств.
– Что же мне делать? – пролепетал несчастный Долматин.
– Мохандас Ганди утверждал, что каждый политический деятель должен посидеть в тюрьме, – ответил Косов. Его вдохновляло смятение Челобитского, теперь можно было извлечь из этого пользу. – Ты не должен уклоняться от его заветов, если хочешь достичь вершин или хотя бы задней ножки президентского кресла. Сама судьба пошла тебе навстречу и готовит парашу. Радуйся, честолюбивый отрок!
– Я не хочу в тюрьму! – захныкал "отрок". – У меня вздутие мочевого пузыря.
– Это без разницы, суд у нас состоит не из медиков. В крайнем случае, вырежут. Ты бы пока носки и кальсоны складывал, не теряй времени.
Почувствовав, что Челобитский дозрел и готов вновь впасть в анабиоз, Косов дал задний ход.
– Но я могу тебе помочь, – задумчиво произнес Геннадий Семенович. Он тщательно прикрыл дверь и увел будущего каторжанина на кухню. – Если ты расскажешь мне все.
– А что тебя интересует? – заискивающе спросил тот. Будь у него где-нибудь в банке с крупой припрятаны планы стратегических ядерных шахт, он не задумываясь выложил бы их на стол.
– Прежде всего, ты знал, что дом рухнет?
Заданный в лоб вопрос заставил Челобитского измениться в лице: оно пошло пятнами и стало напоминать заснеженную площадку для выгула собак.
– Догадывался, – нехотя пробормотал он.
– И молчал. Никого не предупредил. Какая же ты сволочь, Челобитский. А ещё в управу лезешь! Впрочем, там только таким и место. Или тебе его обещали именно за то, чтобы молчал?
Кивнув, Долматин потянулся к бутылке пива, но получил по рукам.
– Потом, – сказал Косов. – Еще не время. А кто тебя надоумил копать под "Оникс"?
– Никто. Так вышло. Все сходилось само собой, – нервно ответил тот. Видишь ли, когда мне дали всю техническую документацию на этот дом, список жильцов и страховые полисы…
– Кто дал? – перебил Косов.
– Жена, это ведь по её ведомству.
– Ну, понятно. ДЭЗ заинтересован в том, чтобы их поскорее выселили.
– Им плевать. Дом уже перешел под опеку "Оникса". Тут очень сложная схема. В казну окружной управы идет лишь квартплата и деньги от сдачи внаем пустующих квартир – для временно прописанных.
– То есть ты хочешь сказать, что там в последнее время жили, в основном, беженцы?
– Ну да! В том-то и дело. И старики со старухами, которым податься некуда. В новые районы они бы уже не доехали, рассыпались бы по дороге. Хотя им и предлагали квартиры.
– И поэтому их нечего жалеть, так?
– Я этого не говорил, – сказал Челобитский, отодвинувшись на всякий случай подальше.
– Ясно, – произнес Геннадий Семенович. – Беженцы – тоже люди беззащитные, они любой страховой полис подпишут, любую бумагу, лишь бы не трогали.
– Я тебе и толкую, – согласился Челобитский. – А кроме того, все они мои избиратели. Я обязан позаботиться об их будущем.
– Позаботился, ничего не скажешь… Выходит, очищаешь Москву от лишних элементов. И никакого особого шума. Подумаешь, каких-то два десятка полубомжей-беженцев да пенсионеров, которым и так пора на кладбище!