— Таковы лучшие из легенд. Вы меня этому научили. — Теперь, когда он уже начал, слова потекли сами собой. — Верховный король и его служитель увидели, что купцы покидают его причалы ради пристаней северной королевы, и доходы их съеживаются от месяца к месяцу, и вместе с ними увядает их власть. Им пришлось действовать. Но стоит ли убивать женщину, извлекающую золото из воздуха? Ни в коем случае. Ее муж чересчур горд и гневлив, чтобы вести с ним дела. Так убить его, сбросить королеву с высокого насеста и пригреть под своим крылом — пускай добывает золото уже для нас. Таков был их план.
— Убить короля? — пробормотала мать Гундринг, пристально изучая Ярви поверх ободка чашки.
Он пожал плечами.
— Подобные предания часто начинаются с этого места.
— Но короли осторожны и под надежной охраной.
— А этот в особенности. Им понадобилась помощь кого-то, кому бы он доверял. — Ярви снова придвинулся, на лицо пахнуло теплом очага. — И вот они втолковали бронзовокрылому орлу послание. Король умрет. И отправили его служителю этого короля.
Мать Гундринг сморгнула и осторожно проглотила чай.
— Непросто решиться дать служительнице такое задание — убить человека, которому та присягнула на верность.
— А не присягала ли та на верность заодно и Верховному королю со своею праматерью?
— Все мы давали такой обет, — прошептала мать Гундринг. — И ты — среди нас, брат Ярви.
— Ох, я-то и шагу не ступлю, не затронув той или иной клятвы: понятия уже не имею, какую из них предпочесть. Эта служительница столкнулась с той же бедой. Но хоть король и восседает между богами и людьми — Верховный-то король сидит между богами и королями. А попозже, если получится, усядется и повыше. Она знала — тот не примет отказа. И вот служительница подготовила план. Поменять короля на куда более разумного братца. Убрать наследника, с которым одни хлопоты. Обвинить во всем давнего недруга с крайнего севера, куда люди цивилизованные не забредают и мысленно. Сообщить, что от другого служителя прилетел голубь с предложением мира, и завлечь своего вспыльчивого государя в ловушку…
— Возможно, то было меньшим злом, — возразила мать Гундринг. — Возможно, будь по-иному, и Матерь Война распростерла бы кровавые крыла по всему морю Осколков.
— Меньшее зло и большее благо. — Ярви сделал долгий вдох — глубоко в груди, кажется, кольнуло, и он подумал о черных птицах, что пялились из клетки сестры Ауд. — Только у того служителя, который якобы виновен во всем, не бывает голубей на посылках. Только вороны.
Мать Гундринг замерла, не донеся до рта чашку с чаем.
— Вороны?
— Очень часто из-за ничтожного упущения великий замысел целиком рассыпается в прах.
— Беда с этими мелочами. — Зрачок матери Гундринг дрогнул, когда она опустила глаза на чай и сделала длинный глоток. Потом они какое-то время сидели молча, лишь уютно потрескивало пламя да порой из очага вырывалась редкая искорка.
— Не сомневалась я, что в свое время ты распутаешь этот узел, — проговорила она. — Но не настолько скоро.
Ярви усмехнулся.
— Не до того, как погибну в Амвенде.
— Не по моей воле, — сказала старая служительница. Та, что всегда была ему вместо матери. — Ты должен был отправиться на испытание, отказаться от наследования и в свое время занять мое место, как было нами обговорено. Но Одем мне не верил. Он слишком решительно взялся за дело. И я не смогла помешать твоей матери возвести тебя на Черный престол.
Она горько вздохнула.
— И праматерь Вексен непременно была бы довольна подобным исходом.
— И вы позволили мне ступить прямо в Одемов капкан.
— Сожалея всем сердцем. Я рассудила, что так причиню наименьшее зло. — Она отставила от себя пустую чашку. — Так чем же заканчивается сказание, брат Ярви?
— Оно уже окончено. Сожалею всем сердцем. — Он посмотрел сквозь пламя прямо в ее глаза. — Увы, отныне — отец Ярви.
Старая служительница нахмурилась — сперва на него, потом на чашку, которую он ей поднес.
— Корень черного языка?
— Я дал клятву, мать Гундринг. Клятву отмщения убийцам отца. Пускай я и полумужчина, но клятву я исполню целиком.
Тут огненные завитки в очаге мигнули и встрепенулись, озаряя оранжевыми бликами пузырьки и склянки на полках.
— Твой отец и твой брат, — натянуто проскрипела мать Гундринг. — Одем и его люди. И так много прочих. А теперь Последняя дверь открывается предо мной. И все… из-за каких-то монет.
Она открыла рот и покачнулась, заваливаясь на очаг. Ярви вскочил и осторожно поддержал ее под руку своей левой, а правой пододвинул подушку и бережно усадил обратно в кресло.
— Похоже, монеты — самое убийственное оружие.
— Мне так жаль, — прошептала мать Гундринг. Ее дыхание становилось прерывистым.
— И мне. Никому не жаль так, как мне, — обойдите весь Гетланд.
— Лукавишь. — Она едва улыбнулась, слабея. — Из тебя, отец Ярви, выйдет отличный служитель.
— Буду стараться, — промолвил он.
Она не ответила.