Море Осколков

— Позвольте мне поступить на благо Гетланда. Позвольте мне навеки отвергнуть притязания на ваш трон. Позвольте мне пройти испытание на служителя, каким и было мое намерение до смерти отца. Позвольте мне отказаться от семьи и наследных прав. Мое место здесь, в Зале Богов. Не на Черном престоле, но подле него. Явите величие в милосердии, государь, и позвольте мне искупить вину верной службой вам и стране.

Атиль медленно и хмуро выпрямился. А тишина все тянулась. Наконец король наклонился к служительнице.

— А вы как думаете, мать Гундринг?

— Отче Мир просияет при этом решении, — тихо ответила она. — Я всегда считала, что из Ярви получится превосходный служитель. И считаю по-прежнему. Он проявил себя проницательным, как никто.

— С этим не спорю. — Тем не менее Атиль мешкал и, потирая острый подбородок, обдумывал приговор.

И тут мать выпустила руку Ярви и порхнула к Черному престолу. Шлейф красного платья стелился на ступенях, когда она преклонила колени у ног Атиля.

— Великий король милостив, — прошептала она. — Умоляю, государь. Оставьте мне единственного сына.

Атиль покачнулся и распахнул уста, но не промолвил ни слова. При всем своем бесстрашии перед лицом Гром-гиль-Горма, глядя на мать Ярви, он дрогнул.

— Однажды нас с вами обещали друг другу, — сказала она. Сейчас в Зале Богов чье-либо дыхание раскатилось бы громом, но все в этот миг боялись дышать. — Вас сочли мертвым… но боги вернули вас на законное место.

Она тихонько положила руку на его покрытую шрамами ладонь — на подлокотнике Черного престола, — и глаза Атиля приковало к ее лицу.

— Моя сокровенная мечта — исполнить обещанное.

Мать Гундринг придвинулась и приглушенно произнесла:

— Верховный король неоднократно предлагал Лайтлин замужество. Он воспримет это крайне неодобри…

Атиль не взглянул на нее. Его голос грубо проскрежетал:

— Наша помолвка опередила сватовство Верховного короля на двадцать лет.

— Но только сегодня праматерь Вексен прислала нового орла, чтобы…

— Кто сидит на Черном престоле — я или праматерь Вексен? — Атиль, наконец, обратил горящий взор на служительницу.

— Вы, — свой взор мать Гундринг устремила к полу. Мудрый служитель убеждает, льстит, советует, спорит — и подчиняется.

— Тогда отошлите птицу праматери Вексен назад с приглашением на нашу свадьбу! — Атиль перевернул кисть и теперь держал руку матери в своей мозолистой ладони, стесавшейся по форме скоблильного бруска. — Ты наденешь ключ от моей казны, Лайтлин, и станешь управлять делами, к которым проявила столько способностей.

— С радостью, — ответила мать. — А мой сын?

Король Атиль долго глядел на Ярви. А потом кивнул.

— Он снова станет учеником матери Гундринг, как прежде. — Так король единым махом показал себя перед всеми одновременно и милостивым, и непреклонным.

Ярви только сейчас выдохнул.

— У Гетланда появился достойный гордости государь, — произнес он. — Я поблагодарю Матерь Море за то, что извергла вас из пучины.

И он встал и проследовал к дверям дорогой Гром-гиль-Горма. В ответ на оскорбления, ропот и глум он улыбался и вместо того, чтобы по-старому прятать высохшую руку в рукаве, горделиво ею помахивал. По сравнению с рабскими загонами Вульсгарда, секущим кнутом Тригга, холодом и голодом нетореных льдов сносить придурочные издевки оказалось не так уж и трудно.

С некоторой помощью обеих матерей, вне всякого сомнения имевшей свои причины, Ярви вышел из Зала Богов живым. Снова калекой-изгоем, обреченным на Общину служителей. Там его и место.

Он завершил полный круг. Но уходя, был мальчишкой, а возвратился назад мужчиной.

Мертвые лежали на холодных плитах в холодном подскальном подвале. Ярви не хотелось их считать. Хватает. Вот каким было их число. Урожай его заботливо взращенных планов. Итог опрометчиво данной клятвы. Лиц нет, лишь бугрятся саваны на носах, подбородках, ступнях. Нанятых матерью головорезов никак не отличить от благородных гетландских воинов. Пожалуй, там, за Последней дверью, разницы и не было.

Однако тело Джойда Ярви признал. Тело друга. Одновесельника. Человека, пробивавшего перед ним тропы в снегу. Чей мягкий голос успокаивал и повторял: «один раз — один взмах», когда Ярви скулил, повиснув на весле. Того, кто принял бой друга как свой, хоть и не был бойцом. Признал, поскольку именно тут стояла Сумаэль и опиралась о плиту стиснутыми кулаками. Трепетное пламя единственной свечи озаряло сбоку ее смуглое лицо.

— Твоя мать подыскала мне место на судне, — сказала она, не поднимая глаз, с непривычной для себя мягкостью.

— Хорошие штурманы всегда при деле, — ответил Ярви. Ведали боги, ему не помешал бы кто-то, указывавший верный путь.

— С первой зорькой мы уходим в Скегенхаус, а потом — дальше.

— Домой? — спросил он.

Сумаэль закрыла глаза и кивнула, слегка улыбнувшись уголочком щербатого рта.

— Домой.

В их первую встречу девушка не показалась ему миловидной, но сейчас — она была истинно прекрасной. Красива настолько, что не было сил отвернуться.