Море Осколков

Рин в основном молчала, пытливо разглядывала свой труд, с обрезками проволоки во рту. То ли от того, что рядом девушка ее лет, то ли от возбуждения перед предстоящим сходом, но Скара болтала за обоих. О своей юности в твердыне Мыса Бейла и обрывках воспоминаний о родителях. О резных колоннах Леса в Ялетофте и о том, как сгорели чертоги, и о своих надеждах заново их отстроить. О тровенах и их крае и о том, как она с божьей помощью избавит народ от угнетения Верховного короля, свершит месть над Йиллингом Ярким и сохранит наследие погибшего деда. Сестра Ауд, ныне мать Ауд, утвердительно кивала, с суровой миной — соответственно новому положению.

Рэйт не поддакивал. Он бы полюбил это прерасное будущее и охотно сделался бы его частью, однако он разбирался в жизни. Его растили не в крепости и не в королевских покоях, и рабы не припадали к нему на каждый чох. Он когтями выцарапывал себе путь, без никого, кроме брата за плечами.

Он провел рукой по рубахе, чувствуя под тканью небольшую склянку. Он знал, кем он был. Знал, за какую работу брался.

А потом ему улыбнулась Скара. И было так, словно Матерь Солнце избрала его и из всех людей сияла только над ним.

— Как вы в такой тяжести сражаетесь? — молвила она, встряхнувшись и зазвенев кольчужными кольцами. — Ничего себе груз!

Решимость Рэйта растаяла, как масло на очажном камне.

— К ней привыкаешь, о, моя королева, — каркнул он.

Она посмурнела:

— Тебе нездоровится?

— М-мне? — заикнулся он. — Неужели?

— Когда ты научился обходительным манерам? Боги, жарища-то какая! — Она вцепилась в ворот кольчуги и пуховый поддоспешник. Столь оживленной она еще не была: румяная, глаза горят, на лице легкий блеск. Она щелкнула пальцами рабыне:

— Принеси, будь добра, мне вина.

— Я принесу, — отозвался Рэйт, быстро шагнув к кувшину.

— С чего бы не воспользоваться услугой лучших в своем деле. — Скара ухмыльнулась Рин, кивком указывая на него. — Он был королевский чашник.

— Ага, был, — про себя буркнул Рэйт. И будет снова. Если сумеет завершить одно дело.

Биение сердца застилало слова Скары, он не разбирал, о чем она говорит. Медленно, тщательно, удостовериваясь, что его не выдадут трясущиеся руки, он нацедил вина. В кубке оно смотрелось, как кровь.

Он хотел быть воином. Мужчиной, поднявшим оружие за короля, доблестным на бранном поле. А кем стал? Мужчиной, который сжигает усадьбы. Который платит злом за доверие. Который травит женщин.

Он проговорил себе — так надо, так должно поступить. За короля. За брата.

Он чувствовал спиной взгляд матери Ауд, когда принял глоток, что полагался чашнику — убедиться, что вино не опасно для более благородных губ, чем его. Он услышал ее шаг, ему навстречу, а затем Скара произнесла:

— Мать Ауд! Вы-то знали отца Ярви до того, как он стал служителем?

— Знала, государыня. Он и тогда был беспощадным…

Рэйт услышал, как служительница двинулась обратно, и, не осмеливаясь дыхнуть, выдавил из-под рубахи пузырек матери Скейр, ослабил пробку и обронил в чашу одну только каплю. Больше одной капли не требовалось. Посмотрел, как круг на поверхности ширится и пропадает, и спрятал склянку. Внезапно подкосились колени. Он оперся на кулаки.

И сказал себе — нету другого пути.

И взял обеими руками кубок и повернулся.

Скара качала головой, пока Рин подбивала кольчугу в талии, подбирала звенья, чтобы сидело как надо, закрепляя крученой проволокой.

— Клянусь, ты ловка со сталью, почитай, как моя старая портниха с шелком.

— Благословение Той, Что Бьет В Наковальню, государыня, — пробормотала Рин, отходя назад, прикинуть результат своего творения. — В последнее время божья милость, правда, не со мной.

— Все переменится. Поверь, так и будет.

— Вы говорите, как брат. — Рин печально улыбнулась, зайдя Скаре за спину. — Похоже, закончили. Я расшнурую ее и займусь подгонкой.

Скара гордо выпрямилась перед подошедшим с вином Рэйтом, водрузила руку на кинжал за поясом. Кольчуга переливалась в свете масляных ламп.

— Ну, как? Сойду за воителя?

Боги, он говорить разучился. Колени тряслись, когда он преклонил их перед ней — по-особому, как прежде пред Гормом после всякой стычки или поединка. Как преклонит пред ним снова.

— Когда б так выглядела каждая стена щитов, — умудрился сказать он, приложив все силы. — Вы бы без хлопот гнали мужиков в атаку на вражин. — И поднял чашу, протягивая обеими руками.

И сказал себе — выхода нет.

— И я привыкну к пригожим парням у моих ног. — Она рассмеялась тем самым смехом. Разухабистым и удалым. И потянулась за кубком.

27. Сделка

— Где же она? — пробормотал отец Ярви и опять зыркнул на двери.

Колл не привык видеть наставника встревоженным, и от этого забеспокоился сам. Будто и так мало хлопот — сегодня решалась судьба всего мира!

— Может, одевается, — шепнул он в ответ. — По моему впечатлению, она из тех, кто по такому случаю уделит немалое время нарядам.

Отец Ярви обжег его взглядом, и Колл, сам не желая, усох, сидя в кресле.