Море Осколков

— Скара. — Королева Лайтлин крепко обняла ее за плечи. Суровые и проницательные серо-голубые глаза привели ее в чувство, возвращая в настоящее. — Расскажешь мне, что там произошло?

— Дедушка ждал, когда придет подмога. — Слова бесцветно гудели, словно вдалеке жужжала пчела. — Мы ждали воинов Атиля, воинов Горма. Никто не пришел…

— Говори.

— Он совсем пал духом. Мать Кире убедила его пойти на мировую. Она отправила голубя, и праматерь Вексен прислала орла с ответом. Если мы сдадим крепость Мыс Бейла и распустим по домам воинов Тровенланда, если позволим армии Верховного короля свободно пройти по нашей земле, — она простит нас.

— Но прощение Вексен неведомо, — промолвила Лайтлин.

— Она послала в Ялетофт Яркого Йиллинга, поквитаться с нами. — Скара сглотнула кислые слюни, и вздрогнула тонкая шея бледной девушки в зеркале. Личико принца Друина сморщилось от бойцовской решимости: он рубил Колючку игрушечным мечом, а она пальцами отбивала удары. Детский воинственный клич звучал точь-в-точь как тот вой, полный ярости и боли, раздававшийся в темноте, все ближе к ней с каждой минутой. Все ближе к ней с каждым днем.

— Яркий Йиллинг отрубил голову матери Кире. Пронзил деда мечом — тот упал прямо в очаг.

У королевы Лайтлин расширились зрачки.

— Все это произошло… на твоих глазах?

Облако искр, отсветы на улыбках воинов, густая кровь капает с острия меча. Скара судорожно вздохнула и кивнула.

— Я сбежала под видом рабыни Синего Дженнера. Яркий Йиллинг подбросил монету, чтобы решить, надо ли убить и его… но монета…

Монета до сих пор вращалась перед ней в полумраке, до сих пор искрилась огненным цветом.

— Той ночью с тобой были боги, — прошептала Лайтлин.

«Тогда почему они убили мою семью?» — захотелось заорать Скаре, но девушка в зеркале вместо этого болезненно улыбнулась и забормотала благодарственную молитву Той, Что Бросает Жребий.

— Они послали тебя ко мне, родная. — Королева крепко сжала Скару за плечи. — Здесь ты в безопасности.

Всю жизнь вокруг нее высился Лес, подобный несокрушимой горе — и от него остался лишь пепел. Его высокий щипец, простояв двести лет, отныне — груда головешек. Тровенланд разорвали на части, как дым рвется ветром. Отныне не в безопасности больше никто — и нигде.

Скара поймала себя на том, что чешет щеку. На ней до сих пор отпечаток холодных пальцев Яркого Йиллинга.

— Здесь все ко мне так добры! — пролепетала она и постаралась унять едкую боль от отрыжки. Слабый живот с самого детства, а с тех пор, как она скатилась со сходней «Черного Пса», ее кишки крутило-мотало столь же нещадно, сколь мысли.

— Ты из нашей семьи, а важнее семьи в жизни нет. — На прощание обняв, королева Лайтлин отпустила ее. — Мне надо поговорить с мужем и сыном… то есть с отцом Ярви.

— Разрешите спросить… Синий Дженнер все еще тут?

Неудовольствие королевы было осязаемым.

— Человек этот не многим лучше пирата…

— Вы можете прислать его ко мне? Пожалуйста!

Лайтлин казалась непробиваемой, как кремень, однако отчаяние в голосе Скары расслышала.

— Пришлю. Колючка, принцесса вынесла суровые испытания. Побудь вместе с нею. Пошли, Друин.

Принц-карапуз серьезно посмотрел на Скару:

— Пока-пока. — Бросил деревянный меч и побежал за матерью.

Скара разглядывала Колючку Бату. Снизу вверх — девушка возвышалась над ней в полный рост. Избранный Щит обходилась без расчесок сама: с одной стороны голова выстрижена до полущетины, а с другой — волосы скручены в узелки, косички, да на всклокоченные пряди нанизано целое, средней руки, состояние в золотых и серебряных кольцах-гривнах.

Поговаривали, эта женщина билась насмерть против семи мужчин и победила. Эльфийский браслет — награда за подвиг — полыхал желтым огнем на запястье. Эта женщина вместо шелков носила клинки, а вместо драгоценностей — шрамы. Под каблуком ее сапога треснут любые приличия, и извинений от нее не дождешься. Эта женщина не станет вежливо стучаться, скорее проломит дверь собственным лбом.

— Я что, узница? — намеревалась с вызовом бросить Скара, но наружу вышел лишь мышиный писк.

По лицу Колючки нелегко прочитать ее мысли.

— Вы — принцесса, принцесса.

— По моему опыту, разница невелика.

— Видать, вам не приходилось быть узницей.

Презирает, и кто ее в этом бы упрекнул? У Скары перехватило горло, говорить едва удавалось.

— Сейчас ты наверняка думаешь о том, какая я слабая, податливая, избалованная дуреха.

Колючка сделала резкий вдох.

— На самом деле я вспоминала, каково было мне увидеть мертвого отца. — Суровое лицо не смягчилось ничуточки, однако смягчился голос. — Я задумалась о том, что бы почувствовала, если б его убивали на моих глазах. Прямо передо мной, и ничего нельзя сделать — только смотреть.

Скара открыла рот, но с губ не слетело ни слова. Не презрение, нет — но искренняя жалость. И жалость осекла ее резче любой насмешки.

— Я знаю, каково это, когда делаешь вид, будто все — трын-трава, — продолжала Колючка. — Знаю получше многих.

Скара чувствовала, что голова у нее вот-вот разлетится на части.

— Я думала о том, что… выпади мне ваша доля… моим слезам не хватило бы моря.