Море, море

Я очень не хотел шпионить за Хартли и Беном – не из моральных соображений, а потому, что при одной этой мысли мне делалось тошно от волнения и страха. Брак – дело до противности секретное. Тот, кто без спроса приподнимет эту завесу, рискует самым непредвиденным образом навлечь на себя мщение божества. И возможно, что отныне и вовеки такого святотатца будет преследовать какая-нибудь, неожиданно открывшаяся ему, страшная картина, какой-нибудь непристойный кошмар. К тому же мне приходилось бороться с моим суеверным ужасом перед супружеской жизнью, этим невообразимым состоянием близости и взаимного рабства. Однако теперь эта опасная и неприглядная авантюра была мне навязана логикой самой ситуации. То был очередной шаг, попытка ответить на очередной вопрос. Мне необходимо было так или иначе выяснить, что же наконец представляет собой этот брак и чем эти двое являются друг для друга.

Луна, светившая с моря, отбрасывала тени деревянных столбиков на покатую лужайку сада. Трава была словно покрыта инеем. Я еще снизу увидел, что в гостиной полное освещение, хотя «окно с видом» и занавешено. Я переступил через провисшую проволоку и стал тихонько подниматься по лужайке к дому, прислушиваясь к своим почти не слышным шагам, прислушиваясь к своему прерывистому дыханию и к тяжкому до боли биению своего сердца. Днем прошел небольшой дождь, но земля после долгой полосы сухой погоды была твердая, и я не боялся, что на ней останутся следы. Шагах в двадцати от дома я остановился. Окно было закрыто, только вверху приотворена фрамуга. Занавески были без подкладки, и на них, как витраж, светился рисунок – зеленые попугаи на лимонном дереве. Посредине окна между неплотно сдвинутыми занавесками оставалась узкая щель. Я двинулся дальше, потом прислушался. Из комнаты доносились голоса. Телевизор? Помня об опасной зоне перед щелью и чувствуя, что вот-вот низвергнусь в бездну, я наконец заставил себя осторожно и бесшумно дойти до самого окна, опуститься на колени, придержавшись за кирпичную стену, и сесть так, что голова моя пришлась чуть пониже подоконника. Росы я не предусмотрел, но, предвидя соприкосновение с кустами роз, надел плащ. До сих пор свет луны помогал мне различать и обходить клумбы, но у самого дома – то ли меня ослепило освещенное окно, то ли я ослеп от страха, только оказалось, что я сел прямо на розовый куст. Раздался слабый оглушительный треск, и крошечное острое копье впилось мне в икру. Я сидел скорчившись, замерев, притулившись к стене, широко раскрыв рот и глаза, внезапно увидев перед собой освещенное луною море и с ужасом ожидая грозного оклика: «Кто здесь?»

Но голоса продолжали звучать, и теперь я слышал каждое слово. Как легко шпионить за людьми! То, что последовало, до того меня сразило, до того замутило мне рассудок, что я не буду и пытаться описать мои чувства. Я просто приведу диалог, как в пьесе. Кто что сказал, будет ясно и так.

– Но зачем он сюда-то явился?

– Я не знаю.

– Заладила одно: не знаю, не знаю – больше ты ничего не можешь сказать? Или в уме повредилась? Знаешь, не можешь не знать. Думаешь, я совсем уж идиот?

– Ты сам в это не веришь.

– Во что не верю?

– Не веришь в то, что говоришь.

– Это еще что значит, что это я такого сказал, во что, видите ли, не верю? Я, значит, вру?

– Ты говоришь, что я знала, но не можешь ты в это верить, это ненормально.

– Выходит, я либо враль, либо чокнутый, так, что ли?

– Нет, нет…

– Не пойму я тебя, несешь какую-то дичь. Зачем он сюда явился?

– Я не знаю, так вышло, это случайность.

– Ничего себе случайность. Ну ты и ловка, знала, чем меня пронять. Я иногда думаю, ты нарочно доводишь меня до белого каления, чтобы я…

– Милый мой, родной, милый Бинки, не надо так, прошу тебя… мне так жаль, так жаль…

– Опять ты свое – тебе, вишь, жаль, ты не знаешь. Расколоть бы тебе голову да поглядеть, что ты знаешь. Можешь ты наконец объяснить? Можешь признаться? Вон сколько это уже тянется, сказала бы толком, все бы легче стало.

– Нечего мне сказать!

– И ты думаешь, я этому поверю?

– Раньше ведь верил.

– Никогда не верил, только прикидывался. О черт, я хотел забыть, устал я от такой жизни, устал жить с твоими мечтами…

– Ни о чем я не мечтала.

– Ах ты, чертова…

– Я ни о чем не мечтала.

– Не ври и не смей на меня орать. Черт, сколько же ты мне врала! Так с самого начала и живу среди сплошного вранья. А тут еще мальчишка…

– Нет, нет!

– Да, тут я свалял дурака, но не мог я себе представить…

– Нет!

– Как подумаю, что есть же на свете счастливцы, у которых и жена, и семья как семья, и простая пристойная жизнь, и нормальная любовь, а у нас…

– И у нас была нормальная любовь…