Драйден сидел рядом с Айрис, которая сегодня была в подчеркнуто строгом черном костюме. Словно некая преемственность поколений – наставник и ученица на одной политической сцене. Они оба смотрели на меня. Бах чуть заметно кивнула и улыбнулась одним уголком губ. Кажется, она догадалась, почему мы задержались с выходом из отеля. Но понять по ее лицу, как Айрис относится к нашим гипотетическим платоническим отношениям, было невозможно. Думаю, что мне еще предстоит разговор на эту тему, но только не сегодня и не сейчас. А Ван Райан, да, смотрел с укором, но лишь потому, что мы с Джен и этот парень, Родион, привлекали слишком много внимания. На короткий миг взгляд Ван Райана потеплел, но он тут же призвал главу АНБ вернуться к обсуждению лежащих перед ними документов.
Я шумно выдохнула. Конспирация прежде всего. Особенно сейчас и тем более в вопросе наших личных отношений. Никому не нужен скандал, подобный грянувшему после выхода статьи в «Дименшнс Таймс» перед юбилеем Драйдена.
«М-да, Джозефсон, – проснулся ехидный голос разума в моей голове, – с тех пор, как ты спуталась с Бюро и… не только с Бюро, ты шаг за шагом превращаешься в настоящую зануду!»
И не поспоришь. Действительно, будто десяток годков прожила за эти месяцы.
На миг в зале смолкли вообще все звуки, включая шорох бумаг и скрип кресел. Речи и переговоры полушепотом на разных языках прекратились. Такая натянутая внезапно повисшая тишина била по ушам ничуть не хуже яростных криков.
Мария поднялась с места, взяла черную папку со своим докладом и медленно направилась к центральному проходу. Значит, время настало. Сначала доклад, а потом выступление Вульфа.
Корбин спускалась к подиуму с трибуной. С каждым шагом ее походка становилась увереннее, преисполнялась достоинством. Даже внешний вид был гораздо строже, чем обычно – брючный костюм темного лазурно-синего цвета и скрученные в пучок-ракушку на затылке медово-золотистые волосы. В президиуме леди Марию уже ждали. Суровая женщина из германского Комитета, мужчина из русской делегации, казавшийся мрачным и усталым, уже знакомый глава французского ведомства – Себастьен Вилар, представитель из Китая и Накадзима Дайто. Последний, как и полагалось принимающей стороне, занимал место по правую руку от Юргена Вульфа. Сам же председатель позволил себе прийти и занять место по центру президиума позже всех остальных.
Надеяться на то, что среди этих представителей у нас могут найтись союзники, не стоило. Все они – люди Комитета. Так или иначе. А значит, на сто процентов лояльны Вульфу. Вероятнее всего… Но Мария была готова. Пожалуй, я еще не видела ее настолько… готовой.
Девушка заняла свое место за трибуной, опустила взгляд вниз и положила ладони с переплетенными пальцами перед собой. Она едва заметно вдохнула и подняла голову, чтобы с вежливой протокольной улыбкой осмотреть зал. Слева и справа от проекции золотого флага, примерно на уровне герба Комитета, появились изображения Марии, скрытой трибуной до уровня груди.
Леди Корбин поприветствовала собравшихся на шести языках, включая немецкий, китайский и японский. Последние два дались ей особенно трудно. Затем она попросила всех обратиться к копиям текста ее доклада, который был как у членов президиума, так и у остальных делегаций. Копии разнесли по залу еще когда все делегации рассаживались по своим местам.
– Наш мир… – начала она на высокой интонации с гордо поднятой головой, а потом сделала короткую паузу и понизила голос, – не един. Это случилось давно по причинам, которые мы вряд ли когда-нибудь поймем до конца. И вряд ли он вернется в свое изначальное состояние.
Звук ее голоса был усилен. Скорее всего, заклятием или каким-то встроенным в трибуну магическим гаджетом.
– Комитет, все его предтечи и мое ведомство, как итог, формировались для разных целей, но главной из них была, есть и, я надеюсь, будет не сокрытие правды о Мирах, а их защита. По крайне мере, для меня это так! – произнесла она твердо, точно почувствовав, что сидевший практически позади Вульф улыбается. – Жизнь представителей разных рас формирует общество, поддерживает его баланс. И, если мы не можем защитить их – дать закон, порядок и безопасность, однажды все то, что строилось столько лет, даст трещину или попросту рухнет…
Я слушала затаив дыхание, как и весь зал, и несколько раз невольно кивнула. Популизма в ее словах достаточно, но логика проста и понятна. Право на жизнь и безопасность. Это то, чего хочет каждый. Практически без исключений.
За вступлением последовал долгий, но не слишком подробный рассказ об инциденте в Чикаго. Он был обстоятельным лишь в цифрах, восстанавливающих картину. Время каждого микро-события инцидента обозначалось отдельно. Так же Мария говорила о количестве жертв и времени их смерти или обращения.
Лицо молодой главы магического Разведывательного Управления стало непроницаемым. Корбин говорила языком фактов, но они ни разу не могли передать, что я видела через воспоминания Айрис и Эндрю. Отразить то, что было в порту Чикаго.
Разве можно вообще что-то почувствовать через цифры?