– Эми, это Рик. Все хорошо. Никто не причинит тебе вред, пока я здесь.
Немного мятый светло-голубой халат растекся вокруг него по полу. Тусклые пшеничные волнистые волосы в беспорядке лежали на голове ворвавшегося в палату человека. На вид они тонкие и ломкие. Некоторые пряди почти белые.
Как и его отец, он начал седеть очень рано. Но от отца Тедерика Вульфа отличали неестественно заостренные скулы, землистый цвет кожи, короткая щетина, покрывавшая подбородок и заметные складки, залегшие под глазами и у губ.
Определенно, такие лица помещают на плакаты «Скажи «Нет» наркотикам». Он как опустошенный сосуд. Хотя я отчетливо понимала, что старший из детей Вульфа уже несколько лет в завязке, и это не худший его внешний вид.
Эмили Уорчайлд вдруг стиснула зубы, заплакала и обмякла. А потом она превратилась просто в тихо всхлипывающую сжавшуюся женщину.
Вульф обернулся через плечо к Саманте и недобро сузил глаза.
– Вы… вы что, черт вас дери, делаете тут в таком положении?!
Под его взглядом Стефанис отклеилась от стены, продолжая придерживать рукой живот. Упрямо подняла подбородок и заговорила:
– А как вы сами думаете? Я не хочу, чтобы мой сын родился в мире, где уже нечего спасать! Где будет только вечная вражда между магами и людьми из некогда Первичного мира. В аду из постоянных магических искажений и природных бедствий. Хватит! Этой дряни и так довольно! И я сделаю все, чтобы наши миры не превратились в
Тедерик странно усмехнулся. Было в этом что-то немного угрожающее.
– Да, вы определенно такой человек, как я о вас думал, – он встал, оставляя погрузившуюся в себя Эмили в покое. – Я поговорю с вами, и это должно остаться между нами. Но не тут. Не при ней. Потому что для нее ничего из этого уже не имеет значения…
Саманта судорожно кивнула. Подошла ближе, и «жук» вырубился.
В тот момент и я, и Джен затаили дыхание. Но это длилось недолго. Запись снова включилась.
Сначала перед глазами предстал Тедерик Вульф, облокотившийся на немного запущенную и заросшую плющом балюстраду. На свежем воздухе в предгорье Альп во всю пели птицы. Чуть поодаль, почти у подножья горы, виднелось еще одного здание бледно-терракотового цвета с белой лепниной. Здание, на котором как маяк возвышалась тонкая башенка.
Ветер трепал завитки волос на неровной челке Тедерика Уорчайлда. Он достал из кармана пачку сигарилл, выудил одну и собирался закурить, а потом, точно вспомнив, с кем он, засунул сигариллу назад и немного недоуменно посмотрел в сторону и вниз. Очевидно, там сидела Стеф.
– Я не должен делать этого при вас. Вы беременны. Простите…
Он плотно сжал губы, и желваки заиграли на невыбритых щеках.
– По документам вы частично владеете этой клиникой. Только главврач может запретить вам что-либо. Если посчитает необходимым… Именно поэтому вы до сих пор опекаете мисс Уорчайлд.
В словах журналистки слышалась насмешка, помноженная на горечь. Судя по звучанию, она сидела где-то рядом с установленным для записи «жуком».
Рик склонил голову, закрыл глаза и вцепился в собственные волосы на затылке.
– Зря вы начали все это… – с трудом вымолвил сын Вульфа. – Он не даст вам спокойно жить. Да и раньше не давал… но если хотя бы заподозрит, что вы были здесь…
– Это одна из причин, почему я не могу уйти, не получив информацию, – голос Саманты звучал вкрадчиво и глухо. – Вы защищаете Эмили, но как быть людям в наших мирах? Об этом вы подумали?
Рик рассмеялся, а потом резко остановился и закашлялся.
– Чего вы хотите?
– Правды, как бы банально это ни звучало.
Сын Вульфа резко развернулся, облокотился на баллюстраду и запрокинул голову. На сей раз он хохотал совершенно ненормально, прежде чем снова бросить взгляд то ли на Саманту, то ли на ее записывающее устройство.
– А вы думали, какая может быть у этой правды цена? Или вы считаете, что демоница, которую приобрел себе директор Ван Райан, может всех спасти, миссис Стефанис?
– Я – мисс! – звенящим голосом произнесла Саманта. – Мой брак не считается действительным по законам Отделенного мира. А еще я не стремлюсь его подтверждать. Предпочитаю жить так, как мне комфортно. И поверьте, – со вздохом добавила Стеф, будто давно готовила эту фразу, – у меня было более чем достаточно бессонных ночей, чтобы подумать обо всем, мистер Вульф…
Хоть Саманту нельзя было увидеть на записи, я была более чем уверена, что она снова положила руку на свой живот.
– Что вы хотите услышать? – неожиданно начал наступать в ее сторону Тедерик. – Как я, будучи четырнадцатилетним парнем, только что проводившим друга в Академию при Комитете, застал собственного отца в объятиях не просто другой женщины, а моей подруги детства? Что я должен был подумать, когда увидел их в бильярдной комнате? Когда она, заметив меня на пороге, погнала слабым жестом прочь? А отец… он, похоже, даже ничего не понял, не видел… Был слишком увлечен… Только спустя годы я вспомнил, что в ее глазах тогда стояли слезы…
– Ваша мать…