Мономашич. Мстислав Великий

   — Так ведь пир только начался. Неужто успел наесться досыта? Иль где ещё кормят сытнее, чем у великого князя?

Бояре зашушукались. Мономаховы, встречавшие новгородцев и сидевшие с ними за одним столом, продолжали есть, пить и веселиться, но новгородцы понемногу затихли.

   — Нигде меня не кормили, — возразил Ставр, глянув на Мстислава.

   — Ишь ты! Выходит, и у великого князя тебе пир не в пир? Чем же мы именитому новгородскому боярину не потрафили-то? Вино прокисло али мясо жёстко? А может, место тебе не по чину? Нешто повыше усадить? Хоть подле меня? — продолжал Мстислав.

Были когда-то они приятелями, в юности вовсе дружили, да и после того, как стал Мстислав князем новгородским, не вдруг увяла дружба. И потому Ставр ответил:

   — А хошь и подле тебя! Как-никак, не чужие мы друг дружке.

   — Эвон как? — прищурился Мстислав, пристукнув чарой по столу так, что плеснулось вино на узорную скатерть. — Не чужие? А что ж ты, крамольник, супротив людей моих идёшь? Почто беззаконие творишь? Волю княжескую не признаешь?

Смех и разговоры стихли, но пир вовсе замер, когда Ставр расправил плечи, выпрямляясь.

   — Новгород не твоя ныне отчина, Мстислав Владимирич, — начал он. — Сидел ты у нас, посланный Всеволодом Ярославичем в давние времена. Мы за тебя горой стояли, в обиду не давали, когда Святополк Изяславич хотел тебя Новгорода лишить. Ныне ушёл ты от нас, поставил своего сына, и мы его князем приняли. А у тебя нет боле на Новгород прав. Всеволод Мстиславич — наш князь. Коли есть у нас обида, так не на тебя, а на его людей, и мы промеж себя сами разберёмся.

После таких слов иным боярам даже кашлянуть показалось сущей крамолой. Хотя сказал Ставр правильные слова и многие были с ним согласны, всё-таки князю возражать не каждый сможет. И не ясно, чем это обернётся.

   — Ты что же, — подался вперёд Мстислав, — на князя крамолу куёшь? Супротив Руси вышел, пёс?

Ставр вскочил.

   — Я тебя не лаял, и ты меня не бесчести — кто гостя на пиру хулит, на свой дом хулу возводит, — холодно молвил он. — Были мы с тобой, Мстислав Владимирич, в прошлом приятелями, а ныне разошлись наши пути-дорожки. Ты князь, я — новгородский сотский. Твоя вотчина Белгород, из Новгорода ты ушёл. Примет ли тебя Господин Великий — то у него спросить надо. А покуда не тебе на новгородцев хулу возводить.

Этого Мстислав стерпеть не мог. Не потому, что старый приятель осмелился так разговаривать, — не был больше Ставр ему другом. Строптивый новгородец спорил с наследником царской власти на Руси.

   — Да как ты смеешь? — Уже и Владимир Мономах привстал с места. — Здесь, в Киеве...

   — Прав ты, князь стольнокиевский, — Ставр поклонился, прижимая руку к сердцу. — В Киеве я. Да только, чую, не место мне здесь. Посему — прощай!

Сидевшие справа и слева бояре подались в стороны, когда он перешагнул лавку и широким шагом направился к дверям.

   — Эй, кто там! — прозвучал окрик Мономаха.

Навстречу Ставру из дверей выскочило несколько дружинников.

   — Взять крамольника!

Биться с новгородцем на кулачки не каждый решится. Каждый год на Волховском мосту сходятся отчаянные парни — не только на Масленицу, но и просто так. В иных мужах до старости сидит бесёнок. Ставр легко увёл в стороны нацеленные сулицы[16], оттолкнул одного, вывернул руку другому, метнул через себя третьего, подставил ногу четвёртому, но на подмогу из сеней уже бежали остальные. Навалились вдесятером, кое-как задавили, прижимая к стене, повисли на запястьях, выворачивая руки назад, и поволокли, упирающегося, вон.

Когда дверь захлопнулась и шум стал удаляться, Владимир Мономах обернулся на остальных новгородцев. Иные смотрели на него со страхом, иные с гневом, иные удивлённо. Сейчас, когда обижен был один из них, распри были забыты, и бояре стали единым целым.

   — Имение сотского Ставра я приказываю в княжью казну отдать, — в тишине промолвил Мономах. — Пусть ведают все, и в другой раз неповадно будет. Венчан я патриархом Византийским на царство и назван царём всея Руси. Посему по-иному всё отныне пойдёт. Вся Русь теперь моя. А кто супротив меня выйдет — тому на Руси места не будет.

   — Да мы, княже, всегда за тебя! — просяще воскликнул Константин Мовсиевич.

   — Никогда из воли твоей не выходили, служили верно, как отцы и деды, — поддакнул Завид Дмитрии.

   — Служить-то служили, да крамола средь вас взросла, — кивнул Мономах на дверь. — А посему да идите к честному кресту, что верные вы слуги мои. А кто не выйдет — хот мне враг.

3

Уже в тёмных сенях Ставра наконец одолели — но только после того, как к первому десятку княжеских гридней примчались на помощь остальные. Его сбили с ног и уселись верхом, заламывая руки назад, срывая дорогой опашень, закручивая вокруг запястий шёлковый пояс. Ставр ворочался в путах, и они трещали и рвались.

   — Сыромятиной вяжи! Вожжи давай! — Дружинники висли на пленнике, всей тяжестью наваливаясь и не давая пошевелиться. Кто-то вожжами стал опутывать крепкое тело боярина поперёк, прикручивая локти к бокам.