Мономашич. Мстислав Великий

   — Уж коли кому быть королевой, так то Мальфриде, — рассуждал Мстислав. — Алёнушка для этого слаба, а Ксеня слишком мала.

   — Что они там? — спросила Христина, прикорнувшая на груди мужа.

Мстислав бросил взгляд в окно.

   — Стоят. Рядом.

   — Одни?

   — Девок не видать.

Вечером Мальфрида на цыпочках вошла в материну ложницу. Христина сидела в одной сорочке на постели, поглаживая ладонью живот. Она уже знала, что родится девочка: шестая дочь. Много детей родила она — пять дочерей, три сына, — и не могла ошибиться.

   — Мамонька! — Девушка с порога бросилась ей в ноги.

   — Мальфрида? — Княгиня наклонилась, обнимая девушку. — Что случилось? Беда какая?

   — Мамонька! — В полутьме лицо дочери казалось бледным, глаза ярко горели. — Ой, мамонька! Ой, родимая!

   — Боишься?

   — Боюсь, мама, — глухо прошептала Мальфрида.

   — Я тоже боялась, — кивнула Христина. — Меня призвал к себе отец и сказал, что я уже взрослая и должна выйти замуж. Он был очень строг и суров, не как твой отец. Я не смела спросить, кто назначен мне в мужья, — просто сказала, что согласна, и ушла к себе. До вечера пролежала без памяти. Потом узнала, что меня повезут на Русь. Я так боялась... пока не увидела твоего отца. И потом — тоже боялась, когда была наша первая ночь.

Притихшая Мальфрида села на пол у ног матери.

   — Ты боялась батюшку? — переспросила она.

   — Да. — Христина положила ладонь на круглящийся помаленьку живот. — Я ведь его совсем не знала. А ты с Сигурдом уже болтала потихоньку в саду...

   — Мы говорили совсем чуть-чуть, — смутилась Мальфрида.

   — Я не сержусь. Он тебе понравился?

   — Да.

   — Я рада. — Наклонившись, Христина поцеловала дочь в макушку.

Успокоившаяся Мальфрида некоторое время ещё сидела, накручивая на палец косу, а потом вскинула на мать заблестевший взгляд:

   — Мама, а как это бывает... ну, первый раз?

   — Сначала немножко больно, но эта сладкая боль.

А если муж тебя любит, то сделает так, что ты сразу про неё забудешь.

   — А батюшка тебя любил? — ревниво допытывалась Мальфрида. — Ты же его до свадьбы не видела!

   — Любил и любит. И тебя твой Сигурд полюбит, если уже не полюбил. И всё у тебя будет хорошо, моя ясная!

Мать ещё раз поцеловала дочь, и та убежала к себе.

Сигурда проводили в Норвегию, но дело на том не кончилось. Перед отплытием норвежский принц накоротке переговорил со Мстиславом — не как наследник престола с князем, а как будущий зять с тестем. И несколько дней спустя после его отплытия Мальфрида получила приглашение от своей тётки королевы Маргарет приехать в гости в Шлезвиг, к тамошнему ярлу[9] Эйлифу.

С особым чувством собирали Мстислав и Христина дочь в дальнюю дорогу. Девушка простилась с семьёй и Русью, последний раз отстояла обедню в Святой Софии, слушая родную речь и предчувствуя, что больше никогда не вернётся сюда. Так и случилось — летом, когда Мальфрида гостила у ярла Эйлифа, туда же приехал и Сигурд Норвежский. В Шлезвиге сыграли свадьбу. Отдавая руку и сердце принцу из далёкой страны, Мальфрида не могла даже поверить, что память о ней переживёт века. (Имя Мальфриды сохранилось в хрониках и скандинавском фольклоре, есть оно и в документах той эпохи. — Прим. авт.)

4

Время неумолимо. Одной рукой оно врачует старые раны, посыпая пеплом забвения то, что недавно казалось самым главным в жизни, а другой наносит новые. Самый страшный дар Времени человеку — старость и идущая за нею смерть. Ото всего можно защититься, ото всего исцелиться — но не от старости. Смерть пугала людей века назад, пугает сейчас, будет грозить костлявым кулаком и через столетия.

Великий князь Святополк Изяславич с тревогой и ужасом понял, что и до него дошёл черёд. Старость подкралась незаметно, возвещая, что не так уж долго осталось ждать смерти.

Началось в год победы у Сальницы. Святополк не мог пойти в поход, сказавшись больным, и отправил вместо себя сына Ярославца. А той же осенью захворал. Доверенный лекарь, иудей Пётр, только разводил руками:

— Ничего не поделаешь, князь! Людям не дано спорить с Богом. Человек смертен, и надо достойно принимать свой удел. Но не печалься — ты ещё проживёшь долго.

Святополк глядел в карие глаза еврея и знал, что он лжёт. Великий князь был слаб здоровьем. Прежде молодость восставала против этого, но сейчас, когда шёл шестьдесят второй год, тело стремительно слабело. Великого князя не радовало ничего — ни малые дети от гречанки Варвары, два сына и дочка, ни внук от старшего сына, Ярославца, ни вести о дочерях, отданных в Венгрию и Польшу. Он болен и скоро умрёт. Но его страшила даже не сама смерть, а то, что после него Киев достанется Мономаху.