Монолог Нины

Которая загрызла кошку,

Которая съела козлёнка …»

Мама читала нам эту страшную и назидательную «Восточную сказку жизни», которой, верно, много больше трёх тысяч лет. И не сомневалась, что именно такие вот откровения–открытия Безымянных Авторов древности учат нас настоящей живой жизни в новом… «обществе». Не даром же Агада эта самими евреями названа «Живой»! Именно, живой, а не тошнотворно дохлой и откровенно издевательской, что изрыгала из себя тараканья стая кальсонеров, до безобразия расплодившихся со времени РАПП. Заполнивших хлебные должности «известных», «крупных» и, без ложной скромности, «замечательных» детских литераторов. И убаюкивавших, — подонки!, — миллионы сирот, родителей которых уже убил и повсюду убивал ещё Сталин, такими вот «колыбельными»:

«… Опять я склонился к зелёной сосне.

Вдруг серые волки подкрались ко мне:

Раскрыли клыкастые пасти -

Вот–вот растерзают на части!

Не мог шелохнуться от ужаса я…

Мамочка, мама, голубка моя!

Но Сталин узнал, что в лесу я стою,

Разведал, услышал про гибель мою.

И танк высылает за мною.

И мчусь я дорогой лесною.

Мамочка, мама, голубка моя!

Настежь открылись ворота Кремля,

Кто–то выходит из этих ворот,

Кто–то меня осторожно берёт,

И поднимает, как папа меня,

И обнимает, как папа меня.

И сразу мне весело стало!

… А кто это был? Угадала?…»

Ужасно, что будто клеймом на лбу, втемяшилась эта мерзость и в меня, ни в чём не повинную девочку из тайги, которая ещё не знала, что не все книжки можно читать или даже прикасаться к большинству из них!

Но оценить их нужно: «Великолепная полицейская работа!» Как у братьев Вайнеров.

Не то сегодня, в эпоху всеохватной, по всему окончательной, а потому вовсе уж откровенно бесстыдной перестроечной «приватизации» по большевистски. В эпоху м о л о т ь б ы! Тут внутрисемейные функции и роли меняются. Молодёжь в открытую и нагло растаскивает рабоче–крестьянское государство. А рабоче–крестьянские «силовые структуры» грабёж этот организуют, покрывают и окарауливают. Потому как во главе их — как всегда, всё те же паханы, имеющие з а к о н н о е пожизненное в них вхождение.

Поразмыслив над этими мало утешительными обстоятельствами, силоборы пришли к напрашивавшемуся выводу: сокровища эти — не движимые и движимые — просто так, «по хорошему», не взять. Взять их можно только боем. Силой оружия. Оружие после Афгана наличествовало навалом. Сил было — невпроворот. И они самым что ни на есть естественным образом трансформировались в нечто подобное родственных им по духу «КРЫС-УБИЙЦ». В победителей каннибальских «соревнований» с другими особями (как на крысиных ристалищах в безысходности стальных бочек из–под соляра»), оказавшимися на их беду менее удачливыми, менее стойкими, менее жестокими. Загрызли их — вчерашних друзей, партнёров–подельников, в перманентном сражении за жизнь, баб и фарт. И сжирали поочерёдно в беспределе зоны…

И настал и для них вожделенный час! И они вырвались из проклятой «бочки»! И могли теперь реализовать свою выстраданную ими страсть — безудержный захват состояний теперь уже крыс–противников, когда–то загнавших их в тюремные камеры и за проволоку…

Настал их час!

Но час–то наших мальчиков, час Людей Духа, — он–то, к счастью, полувеком прежде настал!

В то время Страна наша, — после эпохи слома Станового Хребта и Православной Души Её — русского мужика, — взнуздана была, пришпорена и, еле живая, на дыбы вздёрнута повальным голодом, громкими судебными процессами, тихими и, по первости, мало понятными, а потому страшными, репрессиями. И, конечно, «Громадьём» планов «Сплошной индустриализации!». Голодная, нищая, разутая и раздетая страна окончательно обескровлена была «Пятилеткой в четыре года!». Массовыми молодёжными мобилизациями «… на самолёты!». «… на парашюты!», «… на танки!», «… на железнодорожный транспорт!» «… на трактора!», «… на Дальний Восток!». Даже «… на лыжи!». Хотя, «… на лыжи!», случилось позднее уже, в разгар другой — военной — эпохи, во время «Финской кампании»,

Не берусь оценивать усилия народа и его погонщиков. Не экономист. И не политик. Только на деле с таким неимоверным трудом и с такими огромными потерями созданное тогда прахом пошло после вероломного, упредившего наш освободительный поход в Европу, удара вероломного союзника. И всё то, что захватил он годом ошеломительного броска своих армий — армия наше освобождала потом бесконечных три с половиною. Устлала бескрайние поля и леса Европы телами десятков миллионов своих сынов, — снова миллионов, до сегодня ещё не всех похороненных.

И вот — апофеоз вместе взятых усилий того времени: за каждого убитого вражеского солдата Россия уплатила жизнями семи своих! А военные историки не унимаются! Считают теперь, после обнаружения ещё четырех — пяти миллионов не захороненных, что даже и десяти …

Но это — потом. После войны.