Из меня предательски вырывается выдох облегчения, и мы оба понимаем почему, поэтому Алекс смотрит на меня, смотреть ему как будто действительно тяжело.
- Давай я почитаю их вслух тебе? А ты потом просто подпишешь?
- Давай.
И я читаю, а он слушает, но непросто слушает, а правит буквально всё, и со всеми его правками я, экономист и финансовый аналитик по образованию, полностью согласна: и неустойка слишком высокая, и график оплаты слишком растянут, и пеня не 0,1% должна быть, а 0,01% за каждый день просрочки, согласно общепринятой практики, и так далее и тому подобное. Я правлю и улыбаюсь, улыбаюсь широко и счастливо, потому что, несмотря на болезнь, на слабость, на бесконечно вводимую в него химию, на облучение, несмотря на постоянные обмороки и тошноту, голова его работает превосходно, и это говорит только об одном: Тони прав, он живой и здоровый внутри, а тело его ослаблено тяжёлой пневмонией, химией и облучением, но рак ещё не добрался до его мозга, а значит придёт время, и мы победим!
В конце концов, мы пережили лечение, курс был окончен. Алекс едва живой, худой, слабый, почти не передвигался. Он был тихим и практически постоянно спал. Но он жил. Рвота и тошнота прекратились, теперь ему нужно было хорошо питаться и крепнуть, и моя задача и проблема – накормить его. Он по-прежнему не может есть, но капельницы Тони запретил, иначе организм разучится питаться самостоятельно.
Я кормлю Алекса с ложечки как маленького ребёнка, он глотает с трудом, а я целую его, всякий раз, как у него это получится. У него отвращение к любой еде, но всё ещё есть желания, и одно из них – ощущать тепло и вкус моих губ. И он всё время смотрит мне в глаза своим долгим неповторимым взглядом.
Я устала, дико устала от его болезни, устала от страха, стресса и тревоги. У меня дома дети, мои дети. Соня маленькая и сейчас, в ноябре, она тоже может заболеть, ей нужна мама. Они звонят и зовут меня почти каждый день, мою душу разрывает на части, и я изо всех сил скрываю это от Алекса. Я прячусь, чтобы поговорить с детьми, выхожу на террасу или закрываюсь в своей комнате, а потом ещё и в ванной. Мне уже очень нужно домой. Муж давно не разговаривает со мной, на его месте, я бы уже развелась. Но я не могу, всё ещё не могу оставить Алекса. У меня уже закрепилось стойкое ощущение, что живёт он только потому, что я этого хочу. Не будет меня и моих желаний, не будет и его жизни. Мне нужно во что бы то не стало довести это дело до конца.
Медленно, очень медленно, так медленно, что нет никаких сил, но Алекс крепнет. Я заставляю его взвешиваться и считаю граммы. Они растут, очень вяло, но растут. У него начали отрастать волосы, кожа уже не такая бледная, синяки на его запястьях и на сгибах рук от бесконечных капельниц стали, наконец, понемногу желтеть и исчезать. Мы каждый день гуляем по побережью, сначала совсем близко от дома, затем всё дальше и дальше. Он оживает у меня на глазах, он расцветает…
На дворе ноябрь, и хотя мы одеваемся как можно теплее, холодные морские ветра всё же простудили его. Алекс снова заболел, и я снова в страхе, отпаиваю его травяным чаем, но риски нам не нужны сейчас, и Тони назначает курс антибиотиков. Я снова делаю ему инъекции лекарств, он снова почти не ест. Мне кажется в этот момент, что моя изнуряющая миссия не закончится никогда, но у судьбы другие планы…
Глава 7
Прошёл почти месяц после окончания лечения. Мы в середине декабря. Алекс уже набрал достаточно веса, он уже водит машину, ест плохо, но достаточно, я стараюсь контролировать этот процесс. Я всё время слежу за ним, а он покорно повинуется, и, кажется, эта моя материнская забота о нём начинает доставлять ему удовольствие, он не спешит с ней расставаться. Он странный, очень странный, он как будто спит всё время, находясь в сознании. Мы практически не разговариваем. Разные мысли роятся в моей голове, всякие, но я не концентрируюсь на них, я просто делаю свою работу. И это очень непростая работа.
Контрольный осмотр, сканирование, забор крови показали, что болезнь отступила. Счастливее меня не было существа во всей Вселенной. Наконец, всё позади! Мы сделали это!
Мы только вернулись с прогулки, на которой я впервые снова любовалась им: волосы короткие, но уже очень хорошо отрасли, и Алекс снова становился похож на себя. К худобе я привыкла, а вот без волос, которые он раньше носил достаточно длинными, игривыми крупными волнами, он выглядел совсем иначе, по-своему красиво, но не так привлекательно. Теперь он снова становился собой, сексуальным самцом, с лицом Бога.
Эта прогулка не была такой, как все. Все наши совместные гуляния, посиделки, все наши общения – это одно сплошное молчание, общение на уровне взглядов. Но не сегодня. Сегодня состоялся разговор, отложенный им с того самого дня, как у нас был Марк.
Мы стоим рядом у кромки воды, смотрим на море, и вдруг Алекс говорит неожиданное:
- Я не хотел обидеть тебя нашей квартирой, прости меня.
Я долго собираюсь с ответом и, наконец, отвечаю: