Моногамия

Прошёл ещё год. Мне 34 года. Я окончила учёбу с блеском и мне предложили место младшего преподавателя на практических занятиях по алгебре на первых курсах. Я занимаюсь любимым делом, я отлично зарабатываю и больше не пользуюсь финансовой поддержкой Алекса. Артём занимается программированием, кажется, он, наконец, нашёл себя. Мы продолжаем жить в доме на берегу, но у меня уже есть планы и на этот счёт. В свободное время я занимаюсь йогой и работаю над своей диссертацией: «Некоторые методы проекционного типа численного решения одного класса слабо сингулярных интегральных уравнений». Интегральные уравнения возникают при математическом описании разнообразных механических, физических и других процессов, но, несмотря на значительное продвижение в этой области, методы их приближенного решения исследованы еще явно недостаточно. Этим исследованием я и занимаюсь и поглощена им полностью. Это будет моей гаванью умиротворения и смыслом жизни в течение нескольких последующих лет.

На моём лице всегда горит неоновым светом яркая вывеска удовлетворения, благополучия и покоя. За нею – разбитое сердце, изнемогающее от боли. У Алекса родилась ещё одна дочь – Анабель, он сам дал ей имя. Мои любимые Габриель и Анабель – так он называет своих жену и дочь. Он много работает, как и прежде, но всегда находит время для детей, причём всех, и тех, которые не имеют к нему отношения тоже. Мои дети любят его всем сердцем, и от этого мне ещё тяжелее. Мы видимся редко, но видимся - в основном на совместных вечеринках. Его лицо, как мне кажется, тоже выражает умиротворение и покой, похоже, он доволен жизнью, получил то, что хотел. И это дала ему Габриель, бывшая очкастая угловатая девочка, которую никто не замечал. И всё-таки это оказалась Габриель, моя интуиция меня не подвела, что-то всегда шептало внутри меня, что он выберет её рано или поздно. Так и случилось, и, кажется, они счастливы. Он относится к ней с теплом и нежностью, той нежностью, в которой купалась когда-то я … моей нежностью.

Я вижу, как Алекс ласков с Габриель, как его рука гладит её волосы или талию, как его губы целуют её лоб, и представляю себе не нарочно, это выходит само собой, как он занимается с ней любовью, и это доводит меня до исступления. Моя личность парализована этой зависимостью, этим чувством к нему, которое страшно назвать любовью. Это похоже больше на болезнь, злокачественную хворь, которая съедает меня изнутри. Я изо всех сил стараюсь отпустить этого мужчину из своего сердца, но оно держит его крепкой хваткой, так же самозабвенно, как сам он не выпускает руку Габриель из своей…

У нас часты вечеринки с его и моими друзьями, мы устраиваем их чаще на нашей террасе – она больше, и у Алекса нет бассейна. Я не любитель вечеринок, но сейчас я обожаю их, ведь для меня это единственная возможность видеть его. Люблю его бесконечно, безмерно, безгранично, люблю тихой больной любовью. Мне кажется, я достаточно хорошо скрываю свои чувства, и никто ни о чём и не подозревает…

Главное для меня сейчас – хотя бы иногда, хоть изредка, пусть издалека и мельком, но видеть его… Стараюсь делать это незаметно, украдкой: я любуюсь им, его телом, его руками. Я мечтаю о нём, смотрю на его волосы, когда он беседует с кем-нибудь и представляю себе, как мои пальцы купаются в его прядях, почти ощущаю их мягкость и восхитительную нежность. Я обвожу взором контуры его нежных губ и касаюсь их мысленно своими лишь слегка, так, чтобы он ничего не почувствовал. Я мечтаю дотронуться до него, но это абсолютно невозможно, ведь он, похоже, избегает меня. Он приходит к детям только тогда, когда меня нет, он решает бытовые вопросы через Артёма, Эстелу, деловые и финансовые – через своего адвоката. Я забыла, когда мы в последний раз разговаривали с ним. Ах да, это было на мой день рождения, пол года назад. Он сказал:

- Поздравляю тебя. Желаю тебе счастья.

Улыбнулся и посмотрел в глаза, да один единственный раз он посмотрел мне в глаза тогда. Я не вижу его взглядов больше. Совсем. Их просто больше нет, как и какого-либо интереса ко мне с его стороны. Это трудно выносить. Очень трудно. Нет таких слов, которые могли бы передать эту изнуряющую боль. Теперь я во всей полноте переживала то, что переживали сотни (или тысячи?) его бывших, или никогда не бывших, но просто влюблённых… Моя душа истерзана, в меня будто попал метеорит и выбил огромный кусок ткани, во мне зияет дыра, но я почему-то ещё дышу, ещё живу, ещё вижу … вижу его. Я рана, огромная рана, я кислотный ожог, я продолжаю разлагаться на атомы, я уничтожаю себя медленно, но уверенно я иду к концу …

Birdy - All You Never Say