Моногамия

- А ты сама человечно поступаешь?

Я снова не могу понять его намёка. Может он хочет, чтобы я терпела его измены, и мы жили как рыбки в аквариуме у всех на виду, женатые, но не муж и жена – ради ребёнка. Говорю:

-Это не мой вариант.

Двусмысленный ответ, до меня это доходит только потом. Вдруг Алексу приходит СМС, он читает, на лице его невероятное напряжение и злость. Он встаёт и, уходя, бросает мне.

-Бери, что хочешь, дочь не получишь!

Я в ужасе и шоке. Если я от кого и ожидала такое, но только не от Алекса.

Бреду по Сиэтлу. Мысли, мысли, мысли. Захожу в большой парк – брожу по аллеям, пытаюсь принять очень важные решения и выстроить цепочку своих действий, обдумываю их последовательность, очерёдность. Это очень важно сейчас, сделать всё правильно. Сажусь на скамейку и слушаю восхитительную музыку. Ребята поют под гитары с усилителем старые романтические песни. У них выходит красиво, необычайно красиво для уличных певцов. Внезапно решение приходит ко мне само: «Гори синим пламенем эта Америка! Я еду домой! Домой! Домой!» У меня будто тяжкая ноша сорвалась с плеч и сразу в пропасть. Мне стало легче, я вдохнула воздух ртом, Господи я задыхаюсь ментально, эмоционально и физически. «По делом тебе, дура, прочувствуй, наслаждайся. Теперь ты знаешь, что ты сделала с Артёмом. А ведь дети ещё при тебе». Льются слёзы, заливают меня. На меня смотрят прохожие, а мне так плохо, что даже не стыдно. Ловлю себя на мысли, что это не любовь, это болезнь, а от неё надо уже лечиться, и тут лучше работают радикальные методы.

Именно такой, иррационально-радикальный метод и пришёл мне на ум пару мгновений назад. Я знаю, что сделаю. Я вернусь к бывшему мужу, ведь запасной аэродром уже заготовлен перепиской в Фэйсбуке. Артём так и не переехал в Штаты, гордость не позволила, и я уважала его за это. Дети ездили к нему 2 раза в год, Артём не женился, жил один, и когда я поделилась с ним своими невзгодами, он сам написал: «Возвращайся домой. Я буду ждать тебя и детей. Пусть это будет нам уроком».

Так я и сделаю. Хватаю только детей и сразу в аэропорт. Пока этот сукин-сын опомнится, я буду уже дома, и пусть попробует забрать ребёнка оттуда. В больном или радостном угаре я и думать забыла, что у Лурдес только американский паспорт, и что Алекс может затребовать её по закону в любое время.

Артём встречает нас тепло, теплее некуда. Похоже, все довольны. Мы успокаиваемся и, лёжа в постели после акта любви, обнимаемся. Артём говорит:

- Настройся отдать ему Лурдес.

- Почему это?

- Ты же знаешь, он всё равно заберёт её, у него столько денег, что он купит всех.

Тут я подумала о том, что, наверное, не стоило оставлять свои карточки на кровати у Алекса. В тот момент мне хотелось бросить ну хоть один гордый жест. Теперь я уже жалела об этой глупости – сама же лишила себя обмундирования и снарядов в предстоящей войне. Да, конечно, он заберёт Лурдес, я ничего не поделаю с этим. Тогда какого чёрта я сбежала и припёрлась сюда? Почему не стала разводиться с ним в Штатах? Там, мне хотя бы назначили график встреч с дочерью по суду, и может быть досталось бы какое-нибудь жильё. Я поняла, каких глупостей натворил мой воспалённый от обиды и ревности мозг. Меня снова залили слёзы и злость на саму себя, на свою бесконечную глупость.

Kodaline - High Hopes

Дни ползли в полнейшем страхе, буквально в оцепенении: я ждала, что люди Алекса из его службы безпасности во главе со знаменитым своей жестокостью Пинчером явятся в своих чёрных костюмах за моей дочкой, заберут её, и я только беспомощно буду рыдать им в след. Так прошла неделя, но чёрных костюмов не было. Я подумала, может, Алекс не вычислил меня. На самом деле, конечно, он мог догадаться, но, чтобы проверить, нужно было съездить в Кишинёв, а он ведь так занят. Прошла ещё неделя, и тишина. Я стала успокаиваться и решилась впервые выйти с Лурдес на прогулку. Мы забрали Соню из школы, потом поели мороженого, отметили её первый день в учебном заведении, потом погуляли в парке. Соня сокрушалась, как ей всё тут не нравится, и как же ей хочется домой, что в школе дети злые и учительница накричала на неё в первый же день. Я всерьёз не знала, что отвечать ребёнку: масштабы последствий моих необдуманных поступков разворачивались передо мной с неумолимой стойкостью.

Мы почти подошли к дому уже, когда к нам приблизился чёрный Porsсhe. В груди всё сжалось и окаменело. Алекс вышел и двинулся мне навстречу, я рванула что было сил к дому, он поймал меня, но я вырвалась, он снова поймал, на этот раз только за руку, и не сразу я услышала:

- Не бойся, мы только поговорим. Успокойся, остановись. Я НИЧЕГО не сделаю.

Все мои эмоциональные фоны были раскалены до предела, душа вопила звериным воем, всё смешалось во мне: страх потерять ребёнка, младшего, родного, любимого, животная радость от лицезрения объекта моих сексуальных и душевных чаяний, боль от унижения, потребность касания и любования, ненависть за предательство, жажда его любви и ласки, его внимания, злость за крах моего мира. Всё это кипело во мне как в котле ведьмы …