Монады

Вся российская история было историей доминирующих идентификаций, достаточно глубоко и надолго выжегших все пространство вокруг себя, что в настоящее время, даже при вроде бы потворствующих экономических и социокультурных обстоятельствах не потворствует расцвету упомянутого множества, но воспроизводится вокруг заново и с невиданной легкостью при любом властном жесте. В то же время новые идентификации (к примеру, профессиональная) с трудом утверждаются в обществе, если даже не в своей доминирующей, то хотя бы в равноправной роли. Характерным примером мог бы послужить случай с художником Тер-Оганяном, когда большая часть московского авангардного художнического сообщества (включая и такого западного борца против тоталитаризма, как издателя «А – Я» Игоря Сергеевича Шелковского) профессионально-артистической солидарности предпочли идентифицироваться в оценке его акции с церковью, властями и правоохранительными органами, что практически невозможно для любой художественной коммуны любого развитого гражданского общества. Аналогичным представляется и поведение журналистского сообщества в истории с НТВ. И все же представляется, что инерция и закономерности урбанистической культуры в ее сожительстве с тоталитарными обществами с их тягой к сильным идентификациям приходят в неразрешимое противоречие, которое и послужило одной из причин краха советской власти и в то же самое время возможности многолетнего существования советского общества, несмотря не его тоталитаризм, все-таки так или эдак включенного в мировую урбанистическую культуру. И вообще думается, что в нынешнем мире существует отдельное наднациональное сообщество мегаполисов, обитатели которых, перемещаясь из одного в другой, чувствуют меньше разницы и дискомфорта, чем перемещаясь из города в сельскохозяйственные районы своей родной страны. Как раз именно это и есть основная причина раздражения и неприятия современной культуры сторонниками традиций и фундаментализма. А что делать? Может, взять, да и повернуть назад? Надо только вовремя остановиться, а то и до подсечного земледелия проскочим. Хотя, чем оно плохо? – да ничем, кроме единственного, что мало специалистов в этой области сохранилось. Придется все, практически, буквально все начинать с нуля. Ничего, не впервой. Хотя, я лично, честно признаюсь, не энтузиаст этого дела. Понятно, что можно и без меня, в обоих смыслах этого понятия. Даже в трех, а то и во всех четырех – пяти.

Для исторической справедливости и достоверности спешу заметить, что я несколько поспешил приписать российской исторической действительности постоянное доминирование трех, так называемых мной, сильных идентификаций – государственной, национальной и религиозной (ну, естественно, в разные времена в разных сочетаниях и в разных пропорциях). Они есть продукт гораздо более поздней культуры и как раз несомненный результат влияния именно той самой культуры урбанистической. Еще в недавние времена брат известного персонажа пушкинских эпиграмм, графа Шихматова, сам граф Шихматов, писал в письме Шихматову первому, что, обратившись к сельской жизни в благородной попытке образовать своих невразумленных крестьян, обнаружил, что те не ведают даже, какого они вероисповедания.