Молодые львы

– …Давай выпьем. Война – это клево. Деваха, у которой я вчера был, сразу заахала: «Боже ты мой, они убивают американских парней!» А я ей и говорю: «Завтра же иду на призывной пункт, чтобы защитить демократию, Клара». Она заплакала, и я трахнул крошку в ее же собственной спальне, под портретом мужа в парадной морской форме. Я три недели пытался уложить ее в постель, но всякий раз получал от ворот поворот. Зато прошлой ночью она напоминала разъяренную тигрицу. Подмахивала с таким патриотизмом, что уж и не знаю, как выдержали пружины матраса.

– …Нет, не нужен мне этот флот. Хочу попасть туда, где можно зарыться в землю.

Ной стоял среди этих патриотов, терпеливо ожидая, когда с ним побеседует офицер, ведающий призывом. Поздним вечером он отвез Хоуп домой, и после того, как сообщил ей о своем решении, у них состоялся неприятный разговор. В результате спал он плохо, проснулся от кошмара, который давно уже преследовал Ноя: его ставили к стенке и расстреливали из автомата. Встал он затемно и поехал на Уайтхолл-стрит, надеясь проскочить до того, как призывной пункт будет осажден толпой добровольцев. А теперь, оглядываясь по сторонам, он никак не мог взять в толк, почему всех этих людей не призвали в положенный срок. Однако Ной чувствовал себя таким разбитым, что даже не пытался найти ответ на этот вопрос. В дни, предшествовавшие нападению японцев, он старался не заглядывать в будущее, но его совесть, должно быть, давно уже приняла решение. И когда началась война, он не колебался ни секунды. Как честный гражданин, как человек, убежденный в справедливости этой войны, как враг фашизма, как еврей… Ной покачал головой. Снова-здорово. Последнее ни при чем. Эти люди в большинстве своем не евреи, однако они пришли сюда в половине седьмого утра, на второй день войны, готовые умереть. Ной понимал, что о них нельзя судить по их разговорам. В действительности они лучше. А все эти грубые шутки, циничные расчеты – не более чем ширма, неловкие попытки скрыть истинную глубину чувств, которые привели их сюда.

«Хорошо, тогда я пришел сюда как американец», – решил Ной. Он не желал выделять себя в какую-то особую категорию. «Может быть, – подумал он, – я попрошу отправить меня на Тихий океан. Воевать не с немцами, а с японцами. Доказывая тем самым, что я записался добровольцем не из-за того, что я еврей… Ерунда, ерунда. Куда меня пошлют, туда и пойду».

Открылась дверь, и появился толстый сержант с багровым от пристрастия к пиву лицом.

– Спокойно, парни, спокойно! – раздраженно крикнул он. – Прекратите плевать на пол, тут все-таки государственное учреждение. И не напирайте. Никого не оставим, в армии места хватит всем. По моей команде будете заходить по одному. Бутылки оставить за дверью. В армии Соединенных Штатов Америки с ними делать нечего.

Регистрация и медицинский осмотр заняли целый день. Армейский паром, носящий имя какого-то генерала, доставил Ноя на Губернаторский остров. От холода из носа потекло. Ной стоял на забитой людьми палубе, наблюдал за кораблями, бороздившими акваторию порта, и думал о том, какой же подвиг в свое время совершил генерал или кому сумел так угодить, что ему оказали столь сомнительную честь, назвав его именем паром. На острове бурлила жизнь. Всюду Ной видел солдат, с таким решительным видом сжимавших в руках винтовки, словно с минуты на минуту ожидалась высадка японского десанта.

Ной сказал Хоуп, что днем позвонит ей на работу, но ему не хотелось потерять место в медленно движущейся очереди к нервным и вспыльчивым докторам.

– Господи! – воскликнул стоявший перед Ноем мужчина, оглядев длинную шеренгу голых, костлявых, хилых претендентов на воинскую славу. – Неужели, кроме них, некому защитить страну? Ну что же, можно считать, мы проиграли войну.

Услышав эти слова, Ной самодовольно улыбнулся и расправил плечи, мысленно сравнивая себя с остальными. В очереди находились трое-четверо атлетически сложенных молодых мужчин, должно быть, игравших в футбол, да один огромный детина, на груди которого красовался вытатуированный клипер, несущийся под всеми парусами. Однако Ной с чувством глубокого удовлетворения отметил, что большинство добровольцев по сравнению с ним явно проигрывают. В последние месяцы он уделял своему телу куда больше внимания. Армия, думал Ной, ожидая, пока его грудную клетку просветят рентгеновскими лучами, поможет ему накачать мышцы. Хоуп будет довольна. Ной усмехнулся. Чтобы укрепить тело, он выбрал уж больно сложный и извилистый путь: дожидался, пока его страна вступит в войну с Японской империей.

Врачи уделили ему минимум времени. Зрение нормальное, грыжи, плоскостопия, геморроя, гонореи или сифилиса нет. Эпилепсией не страдает. Психиатру хватило полутора минут, чтобы решить, что у Ноя нет отклонений, которые могут помешать ему участвовать в современной войне. Подвижность суставов не вызвала бы замечаний даже у главного хирурга армии, зубов хватало для пережевывания армейской пищи. На коже не было ни шрамов, ни угрей, ни язв.