Молодые львы

– Им же все равно, – бушевал Бурнекер. – Им же все равно, кого бомбить! У них есть приказ сбросить сто тонн бомб в день. Они готовы сбрасывать их даже на собственных матерей. Этот чертов штурман прошлой ночью небось подхватил триппер, сегодня утром ему стало не по себе, вот он и решил поскорее отбомбиться, чтобы успеть в лазарет, и нажал на кнопку сброса двумя минутами раньше. Какого черта, вылет-то сделан! Еще пять таких вылетов – и можно возвращаться в Штаты… Клянусь Богом, первого встреченного мной парня с крылышками в петлицах я убью вот этими руками. Клянусь Богом…

И тут, как по мановению волшебной палочки, бомбардировка прекратилась. Рокот двигателей над их головами не утихал, но кто-то, видимо, внес необходимую поправку и самолеты заходили на другие цели.

Бурнекер медленно распрямился и выглянул из окопа.

– О Боже! – вырвалось у него при виде открывшегося ему ужаса.

Дрожа, как лист на ветру, чувствуя, что колени отказываются ему служить, попытался встать и Ной. Но Бурнекер потащил его вниз.

– Сиди! – прохрипел он. – Пусть санитары убирают. Все равно там больше новобранцы из пополнения. Оставайся на месте. – Бурнекер усадил Ноя на дно окопа. – Готов спорить, эти кровопийцы вернутся и начнут сбрасывать на нас то, что у них еще осталось. Незачем нам вылезать на открытую местность. Ной… – Он изо всех сил сжал руки Ноя своими. – Ной, мы должны держаться вместе. Ты и я. Все время. Мы приносим друг другу счастье. Мы оберегаем друг друга. С нами ничего не случится, пока мы будем рядом. Всю роту перебьют, но ты и я – мы выберемся… мы выберемся.

Бурнекер что есть силы тряхнул Ноя. Глаза его безумно сверкали, голос охрип. Он искренне верил в свои слова, потому что они действительно вместе пережили долгую болтанку на десантной барже в Ла-Манше, осаду крестьянского дома, поход по немецким тылам, переправу через канал, где утонул Коули.

– Ты должен пообещать мне, Ной, – шептал Бурнекер, – что мы никому не позволим разлучить нас. Никогда! Как бы они ни старались! Обещай мне!

Ной заплакал. Слезы беспомощно катились по его щекам. Мистическая вера друга в то, что без Ноя ему не жить, растрогала Ноя до глубины души.

– Конечно, Джонни, – кивнул он. – Конечно.

В тот момент, сидя рядом с Бурнекером, и он верил, что эта клятва их спасет, что они выйдут невредимыми из любых передряг, если, конечно, будут держаться вместе…

Двадцать минут спустя остатки роты поднялись из окопов и перешли на передовую позицию, с которой их отвели перед бомбардировкой, чтобы летчики не боялись попасть по своим. Они продрались сквозь изгородь и двинулись через вздыбленное бомбами поле к тому месту, где авиацией все немцы были теоретически уже уничтожены или деморализованы.

По выкошенной траве пастбища солдаты шли медленно, редкой цепью, с винтовками и автоматами на изготовку. «Неужели это все, что осталось от роты? – в изумлении думал Ной. – А новобранцы, которые влились в нее только неделю назад и еще ни разу не выстрелили по врагу, – куда они все подевались?»

Ной видел, что по соседнему полю так же медленно и угрюмо движется другая редкая цепочка. Направлялись они к насыпи с тянущейся перед ней канавой. Насыпь темной полосой пересекала зеленый ландшафт. Снаряды по-прежнему летели над их головами, но вот стрелковое оружие молчало. Самолеты улетели в Англию, усеяв землю серебристыми блестками фольги, сброшенной ими для того, чтобы «ослепить» немецкие радары. Под яркими лучами солнца фольга сверкала среди сочной зелени травы, и Ной то и дело поглядывал на нее, шагая рядом с Бурнекером.

Цепочке солдат потребовалось много времени, чтобы добраться до рва у насыпи, но в конце концов им это удалось. Не дожидаясь команды, они попадали в неглубокую канаву, примыкающую к склону прикрывающей их насыпи, хотя по ним еще никто не стрелял. Солдаты лежали в канаве, словно она и была их желанной целью, к достижению которой они долго и упорно стремились.

– А ну, поднимайтесь! – услышали они голос Рикетта. Тот же тон, те же слова, орал ли он на солдата, чистящего сортир, во Флориде или призывал штурмовать пулеметное гнездо в Нормандии. – Война еще не закончена. Живо вылезайте из канавы!

Ной и Бурнекер лежали, уткнувшись лицом в мягкую траву, притворяясь, что Рикетта нет, что его просто не существует.

Три или четыре новобранца поднялись, звеня солдатским снаряжением, и начали медленно подниматься по склону. Рикетт последовал за ними, взобрался на гребень и заорал оставшимся внизу:

– Шевелитесь! Хватит валяться! Живо сюда…

Ной и Бурнекер неохотно поднялись и неспешно полезли по скользкому склону. Остальные солдаты проделывали то же самое. Бурнекер поднялся на гребень первым, протянул руку Ною. Мгновение-другое они постояли, вглядываясь вперед. Увидели длинный луг с трупами коров, простирающийся до очередной изгороди, над которой с равными промежутками поднимались деревья. По ним никто не стрелял. Три или четыре новобранца, первыми поднявшиеся на насыпь, уже спустились вниз и нерешительно двинулись дальше. Рядом по-прежнему гавкал Рикетт.